ЛЮБОВЬ
ЛЮБОВЬ
Меню

Аденома простаты. Лечение аденомы.

БАДы Vision при лечении сахарного диабета.

О витаминах натуральных и искусственных.

VISION и здоровье...

БАД Эктиви.Perpetuum Mobile.





Альберто Джакометти, Идущий человек, 1960



Он брал уроки у лучших мастеров своего времени — Бурделя и Архипенко, увлекался кубизмом, сюрреалисты считали его своим другом и последователем; он интересовался первобытной культурой, восхищался мастерами итальянского Возрождения, его вдохновляло искусство Африки и Океании — соединившись, все эти такие разные направления создали прочный сплав — то, что станет впоследствии стилем швейцарского художника и скульптора Альберто Джакометти. Кроме прочего, он проявил себя превосходным литератором — вел дневник, писал мемуары и критические статьи о современном ему искусстве. Он был классическим примером ренессансного «homo universalis» — человеком, талантливым во всем, за что бы ни брался.
Творчество Джакометти всегда стояло несколько особняком в искусстве ХХ века — его нельзя отнести ни к одному из главенствующих тогда течений, хотя многим из них он отдал должное. Несмотря на широкую известность, последователей у него не появилось. Да и разве могли они быть? Кто, кроме самого Джакометти, смог бы создать эти бестелесные, не имеющие веса, кажется, принадлежащие иной реальности конструкции?
Под его руками возникали новые, невиданные доселе формы просто потому, что только таким образом он мог воплотить на листе бумаги или в скульптуре свою индивидуальность, свои эмоции.
Уже в первые годы жизни в Париже, куда Джакометти переехал из небольшого швейцарского городка, где прошло его детство, он заинтересовался проблемой соотношения в скульптуре массы и пространства, которую он пытался решить, создавая удивительные произведения — «скульптуры в клетке», как он их называл. И эти поиски будут продолжаться до последних дней художника. Принимаясь за очередную работу, Джакометти, как и в юности, замечал, что ему так и не удается достичь натуроподобия — формы истончаются и тают, превращаясь в удивительные стилизации, невероятные по силе пластического совершенства и эмоциональной наполненности. Оказалось, что эти странные условные создания могут быть гораздо более живыми, чем самое жизнеподобное творение выпускника академии художеств.
«Всякий раз, когда я принимаюсь за работу, я без малейшего колебания готов уничтожить всё то, что сделал днем раньше, так как каждый день мне кажется, что я вижу нечто большее». Представим, как должен был мучиться этот человек, переживавший всякий новый день, как последний, как сжимала сердце постоянная неудовлетворенность собой, истощая его — и находя воплощение в этих длинных изможденных фигурах, оставляющих ощущение невероятной хрупкости. Бесплотность этих скульптур должна была, по мысли мастера, демонстрировать призрачность материального мира — таким его воспринимал он сам: «Когда я… видел людей, проходящих по улице, я представлял их узкими вытянутыми фигурами, которые я находил удивительными, но для меня было невозможным представить их в натуральную величину. На расстоянии они становятся не более чем призраками. Если тот же человек подходит ближе, это уже другой человек. И если он подходит слишком близко… я уже не могу видеть его по-настоящему».
Но попробуйте-ка передать этот эффект призрачности в таком сугубо «земном» виде искусства, как скульптура! И тем не менее Джакометти это удается, более того — становится главным средством выразительности, отличительной особенностью работ мастера. Эти гипсовые или бронзовые скульптуры покрыты мелкой фасеткой, задерживающей и поглощающей свет, так что создается ощущение, будто окружающий воздух разъедает их. Бугристая поверх­ность работ производит впечатление беспокойства и повышенной эмоциональной напряженности.
Одна из таких скульптур — «Идущий человек». Ее можно назвать в некотором роде душевным автопортретом самого Джакометти, трогательного и ранимого, утонченного и рефлексирующего, одинокого и потерянного в окружающем мире, но продолжающего несмотря ни на что упрямо двигаться вперед, к достижению своей цели.
Альберто Джакометти, Идущий человек, 1960




...прежде кадр был всегда геометричным или физическим и в соответствии с этим он образовывал закрытую систему по отношению к избранным координатам или переменным. Следовательно, иногда кадр мыслится как пространственная композиция из параллелей и диагоналей, как состав некоего вместилища, где массы и линии занимающего его образа обретут равновесие, а их движение — инвариант. Так часто бывает у Дрейера; Антониони же, похоже, принимает в крайнем виде эту геометрическую концепцию кадра, предсуществуещего тому, что будет в него вписано.



Жиль Делез




Сай Твoмбли (англ. Edwin Parker "Cy" Twombly, Jr.) — американский художник и скульптор-абстракционист.



Своеобразие манеры Твомбли заключается в хаотичном нанесении на холст надписей, линий и царапин. Живопись Сая Твомбли начала 1960-х состоит из белых холстов, на которых он писал пастелью, карандашом и краской. Как Джаспер Джонс и Роберт Раушенберг, Твомбли использовал свободную манеру абстрактного экспрессионизма, но без героических претензий и универсальных целей. Твомбли (как и его коллеги) использовал иконографию повседневной жизни (как, например, числа и буквы), включал найденные объекты в работы, использовал такие банальные приемы как трафарет. В 1957 Твомбли обосновался в Риме. Некоторые из главных элементов зрелых работ включают надписи в духе граффити, внимание к свойствам материала. Работы Твомбли наполнены ссылками на средиземноморское окружение и неоклассические традиции; он часто ссылается на мифологические темы и живопись старых мастеров, посредством названий работ и слов или фраз на поверхности холста.
Сай Твoмбли (англ. Edwin Parker "Cy" Twombly, Jr.) — американский художник и скульптор-абстракционист.
Cy Twombly, Suma, 1982




Судьба была неумолима,


Но знаю я, вина — моя.
Пройдите с отвращеньем мимо,
И это горе вызвал я.

Я знал святое превосходство
Первоначальной чистоты,
Но в жизни воплотил уродство
Моей отравленной мечты.

Когда окликнулись впервые
Друг другу птичьи голоса,
Когда на сказки заревые
Смеялась первая роса,

Когда от счастья задрожала
Еще невинная змея,
Вложил отравленное жало
В лобзанья уст змеиных я.

Я был один во всей природе,
Кто захотел тоски и зла,
Кто позавидовал свободе,
Обнявшей детские тела.

Один, жестокий и надменный,
На мир невзгоды я навлек.
Несовершенства всей вселенной
В веках лишь только мне упрек.

Федор Сологуб
Судьба была неумолима,