Cмерть

Без надежды и страха свой век
Кончает зверь или птаха;
Ждет свою смерть лишь человек
С надеждой и страхом.
Умирал он уже не раз
И не раз поднимался снова.
Силой своей гордясь,
Крепчая в борьбе суровой,
Усмехается он хитро
Духу жизни, ее круговерти;
Ему знакомо смерти нутро —
Человек сам создатель смерти.

Уильям Йейтс

Визиты в больницу Св. Елизаветы

Вот дом под названьем Бедлам.

Вот человек
который попал в дом под названьем Бедлам.

Вот время
трагичного человека
который попал в дом под названьем Бедлам.

Вот часы
которые меряют время
говорливого человека
который попал в дом под названьем Бедлам.

Вот моряк
который носит часы
которые меряют время
того почтенного человека
который попал в дом под названьем Бедлам.

Вот рейд весь из досок
на который прибыл моряк
который носит часы
которые меряют время
старого бравого человека
который попал в дом под названьем Бедлам.

А это — годы и стены палаты
ветра́, облака́ над морем дощатым
которое и переплыл тот моряк
что носит часы
те что меряют время
чудаковатого человека
который попал в дом под названьем Бедлам.

А вот еврей в газетной пилотке
который плача танцует в палате
вдоль скрипящего моря из досок
и всё это за спиной моряка
который заводит свои часы
которые меряют время
сурового человека
который попал в дом под названьем Бедлам

Вот мир книг и он стал так плосок
А вот еврей в газетной пилотке
который плача танцует в палате
вдоль скрипящего моря из досок
прямо за тронутым моряком
который заводит часы
те что меряют время
очень занятого человека
который попал в дом под названьем Бедлам.

Вот мальчик который щупает пол —
узнать, здесь ли мир и насколько он плосок
для вдовца-еврея в газетной пилотке
который плача танцует в палате
вальсируя лихо вдоль шатких досок
мимо невозмутимого моряка
который прислушивается к часам
в которых тикает время
занудного человека
который попал в дом под названьем Бедлам.

Вот годы, и стены, и дверь — заперта
за мальчуганом гладящим пол —
узнать здесь ли мир и насколько он плосок
а вот еврей в газетной пилотке
он по палате радостно пляшет
вдоль шатких морей расходящихся досок
и мимо глазеющего моряка
чья рука трясёт и трясёт часами
теми которые меряют время
того поэта и человека
который попал в дом под названьем Бедлам.

Вот солдат пришедший с войны
Вот годы и стены и дверь — заперта
за мальчуганом гладящим пол
чтобы узнать — мир кругл или плосок
а вот еврей в газетной пилотке
который с опаской танцует в палате
порхая над гробом из тёмных досок
в котором лежит безумный моряк
который часы приближает к глазам
а те своим беспрерывным тик-так
меряют время жалкого человека
который попал в дом под названьем Бедлам.

Элизабет Бишоп (Перевод Сергея Тимофеева)

* Больница Святой Елизаветы — психиатрическая больница в столице США Вашингтоне. Бишоп часто навещала Эзру Паунда, находившегося в ней с 1946 по 1958 гг.

Мое оправдание

Я к идеальному стремлюсь, я сердцем чист,
Ловлю глазами я невидимое нечто.
Я весь надеждами дышу — о том и речь-то,
Что я топчу в пути и грязь, и вешний лист.

Моя дорога вся в камнях, моя дорога
Мечтателя — прямой и неуклонный путь,
А камни под ногой, что я пинаю, суть
Сомнения мои, и до чего ж их много!

Конечно, низок я, как прочие, и слаб,
И запах тления мне краткий век пророчит;
Пускай шумит народ и надо мной хохочет:
Я духом — властелин, покуда плотью — раб.

Жан Кокто

Одиночество

Жить, как в изгнании, жить в пустоте всегдашней,
Жить в мертвом городе, не видя ни души,
Не слышать ничего, ну разве что в тиши —
Рыдающий орган да звон часов на Башне.

Жить, отдалясь от всех, и знать, что разум — слеп,
Ни дружество, ни спесь не подпускать к порогу,
Не рваться в светочи и чахнуть понемногу,
Как лампа тщетная, поставленная в склеп.

Жить, как морской фрегат, с мечтой об океанах,
О южных берегах, где жаркий бриз поет,
Но в северных морях разбить бушприт о лед
И кануть навсегда в пучинах безымянных.

Так жить — всегда один! Всегда один! Смотреть,
Как душу день за днем уничтожает время;
В пренебреженье всех, пренебрегая всеми,
Один, один — следить, как подступает смерть!

Жорж Роденбах (Перевод М. Яснова)