ЛЮБОВЬ
ЛЮБОВЬ
Меню




Вбежал.


Запыхался победы гонец:
"Довольно.
К веселью!
К любви!
Грустящих к черту!
Уныньям конец!"
Какой сногсшибательней вид?
Цилиндр на затылок.
Штаны — пила.
Пальмерстон застегнут наглухо.
Глаза —
двум солнцам велю пылать
из глаз
неотразимо наглых.
Афиш подлиннее.
На выси эстрад.
О, сколько блестящего вздора вам!
Есть ли такой, кто орать не рад:
"Маяковский!
Браво!
Маяковский!
Здо-ро-воо!"
Мадам, на минуту!
Что ж, что стара?
Сегодня всем целоваться.
За мной!
Смотрите,
сие — ресторан,
Зал зацвел от оваций.
Лакеи, вин!
Чтобы все сорта.
Что рюмка?
Бочки гора.
Пока не увижу дно,
изо рта
не вырвать блестящий кран...
Домой — писать.
Пока в крови
вино
и мысль тонка.
Да так,
чтоб каждая палочка в "и"
просилась:
"Пусти в канкан!"
Теперь — на Невский.
Где-то
в ногах
толпа — трусящий заяц,
и только
по дамам прокатывается:
"Ах,
какой прекрасный мерзавец!"

Владимир Маяковский
Вбежал.
Michelangelo Antonioni, La Notte, 1961



Вчера ко мне пришла хандра. Она живет в соседнем доме, и я уже не раз видел, как вечерами она, пригнувшись, скрывается в тамошних низких воротах.



Франц Кафка



Утро туманное, утро седое,


Нивы печальные, снегом покрытые,
Нехотя вспомнишь и время былое,
Вспомнишь и лица, давно позабытые.

Вспомнишь обильные страстные речи,
Взгляды, так жадно, так робко ловимые,
Первые встречи, последние встречи,
Тихого голоса звуки любимые.

Вспомнишь разлуку с улыбкою странной,
Многое вспомнишь родное далекое,
Слушая ропот колес непрестанный,
Глядя задумчиво в небо широкое.

Иван Тургенев



Только пепел знает, что значит сгореть дотла.


Но я тоже скажу, близоруко взглянув вперёд:
не всё уносимо ветром, не всё метла,
широко забирая по двору, подберёт.
Мы останемся смятым окурком, плевком, в тени
под скамьёй, куда угол проникнуть лучу не даст,
и слежимся в обнимку с грязью, считая дни,
в перегной, в осадок, в культурный пласт.
Замаравши совок, археолог разинет пасть
отрыгнуть; но его открытие прогремит
на весь мир, как зарытая в землю страсть,
как обратная версия пирамид.
"Падаль", выдохнет он, обхватив живот,
но окажется дальше от нас, чем земля от птиц.
Потому что падаль — свобода от клеток, свобода от
целого: апофеоз частиц.

Иосиф Бродский
Только пепел знает, что значит сгореть дотла.



И похоть, зависть, гнев, гордыня, алчность, лень, чревоугодие как траурная тень, окутали земные дали.



Вольтер
И похоть, зависть, гнев, гордыня, алчность, лень, чревоугодие как траурная тень, окутали земные дали.



О, я себя боюсь: Я ведь совсем не вольна над собою. С каким страхом я тысячу раз в день прислушиваюсь к себе: Ну как? — Ничего, кажется.


И вдруг — пустота, упадок воли, день бесконечен, ничего не могу, ложусь на диван, двинуться не могу, — умереть! умереть! умереть! — И ничего не случилось, день шел, солнце светило, никто не обидел.
Моя душа одинаково открыта для радости, как и для боли, с меня просто на просто кожа содрана.
Я не знаю, как живут другие, я знаю только, что я десять раз в день хочу — рвусь! — умереть.
НН, я сейчас как шестилетняя, которую нужно покрыть — и не отходить! — сидеть! — утешать, или просто держать руку в руке — тихонечко — пока не усну.

Марина Цветаева
О, я себя боюсь: Я ведь совсем не вольна над собою. С каким страхом я тысячу раз в день прислушиваюсь к себе: Ну как? — Ничего, кажется.



Имя твое — птица в руке,


Имя твое — льдинка на языке,
Одно единственное движенье губ,
Имя твое — пять букв.
Мячик, пойманный на лету,
Серебряный бубенец во рту,

Камень, кинутый в тихий пруд,
Всхлипнет так, как тебя зовут.
В легком щелканье ночных копыт
Громкое имя твое гремит.
И назовет его нам в висок
Звонко щелкающий курок.

Имя твое — ах, нельзя! —
Имя твое — поцелуй в глаза,
В нежную стужу недвижных век,
Имя твое — поцелуй в снег.
Ключевой, ледяной, голубой глоток.
С именем твоим — сон глубок.

Марина Цветаева, Стихи к Блоку, 1916
Имя твое — птица в руке,
Michelangelo Antonioni, La Notte, 1961
Featuring Marcello Mastrioanni and Monica Vitti



Помогите мне, стихи!


Так случилось почему-то:
на душе
темно и смутно.
Помогите мне,
стихи.
Слышать больно.
Думать больно.
В этот день и в этот час
я —
не верующий в Бога —
помощи прошу у вас.
Помогите мне,
стихи,
в это самое мгновенье
выдержать,
не впасть в неверье.
Помогите мне,
стихи.
Вы не уходите прочь,
помогите, заклинаю!
Чем?
А я и сам не знаю,
чем вы можете
помочь.
Разделите эту боль,
научите с ней расстаться.

Помогите мне
остаться
до конца
самим собой.
Выплыть.
Встать на берегу,
снова
голос
обретая.
Помогите...

И тогда я
сам кому-то помогу.

Роберт Рождественский



Она, как прежде, захотела


Вдохнуть дыхание свое
В мое измученное тело,
В мое холодное жилье.
Как небо, встала надо мною,
А я не мог навстречу ей
Пошевелить больной рукою,
Сказать, что тосковал о ней..
Смотрел я тусклыми глазами,
Как надо мной она грустит,
И больше не было меж нами
Ни слов, ни счастья, ни обид...
Земное сердце уставало
Так много лет, так много дней...
Земное счастье запоздало
На тройке бешеной своей!
Я, наконец, смертельно болен,
Дышу иным, иным томлюсь,
Закатом солнечным доволен
И вечной ночи не боюсьМне вечность заглянула в очи,
Покой на сердце низвела,
Прохладной влагой синей ночи
Костер волненья залила...

Александр Блок
Она, как прежде, захотела
“Starry Evening Ideas”: Photographed by Deborah Turbeville for Vogue Italia, September 2000