Визионер

Лампа, не блей.
Из стены показалась рука —
женская, обихоженная.
На каждой фаланге красуется дорогое кольцо.
Целую ее и в ужасе
чувствую теплую кожу.
Накарминенный ноготь впивается мне в лицо.
Я вынул кухонный нож и полоснул по венке.
Огромный кот благодарственно вылизывал кровь на полу.
А все это время, никем не замечен, в простенке
растрепанный человечек карабкался на метлу.

Якоб ван Годдис

Круговорот

Небо сходит с высоты
Брат свинарь кровопускатель
Твои свиньи в благодати
Ослепительно чисты

Дух нисходит на навоз
Словно ветр из мест безвестных
Где кочны на грядках тесных
Новых ждут метаморфоз

Под землею в царстве мглы
Так смиренно прах во прахе
Успокоились монахи
И ничтожны и светлы

В разложении секрет
Планетарной оболочки
В нем материя упрочит
Снов изжитых тленный след

Сверхпространство к нам грядет
Кто убогий тот и первый
У вдовицы в лоне лед
Благодать царит над стервой

Антонен Арто

Мне тридцать лет, мне тысяча столетий,

Мой вечен дух, я это знал всегда,
Тому не быть, чтоб не жил я на свете, —
Так отчего так больно мне за эти
Быстро прошедшие, последние года?

Часть Божества, замедлившая в Лете
Лучась путем неведомым сюда, —
Таков мой мозг. Пред кем же я в ответе
За тридцать лет на схимнице-планете,
За тридцать долгих лет, ушедших без следа?

Часть Божества, воскресшая в поэте
В часы его бессмертного труда —
Таков я сам. И мне что значат эти
Годов ничтожных призрачные сети,
Ничтожных возрастов земная череда?

За то добро, что видел я на свете,
За то, что мне горит Твоя звезда,
Что я люблю — люблю Тебя как дети —
За тридцать лет, за триллион столетий,
Благодарю Тебя, о Целое, всегда.

Владимир Пяст

На пространство и время ладони

Мы наложим еще с высоты,
Но поймем, что в державной короне
Драгоценней звезда нищеты,
Нищеты, и тщеты, и заботы
О нерадостном хлебе своем,
И с чужими созвездьями счеты
На земле материнской сведем.

Арсений Тарковский

Орган и купорос

Этот миг хорош для органа
Сеет ноты ветер крутой
Занося неказистую площадь
Костенеющей снежной крупой

Ты задрипанный городишко
По балконам женщин расставь
Эта манна на голом камне
Лучше дрожи в твоих мостах

Призываю к вечере черной
Где бурлит купоросом вино
И гуляку во мраке ночном
И подростка с памятью сонной

И того кто в поисках слова
В лабиринтах мечты кружит
И того кто в поисках матери
Подле матери возлежит

Город спермы ключиц лопаток
И постелей вздыбленных к небу
Всех зову на грешную требу
Вплоть до ангелов из соборов

Антонен Арто

Ты так спешишь писать

Как будто боишься не поспеть за жизнью
А если так скорей к своим истокам
Поторопись
Поторопись и передай
Тебе доставшуюся долю
Чудесного
И доброты и мятежа
Ты в самом деле можешь не поспеть за жизнью
Невыразимой жизнью
Единственной с которой ты согласен слиться
В которой ежедневно
Тебе отказывают существа и вещи
И от которой в беспощадной битве тебе то здесь то там
Урвать клочок-другой порою удается
А вне ее один лишь тлен
И если в пору тяжкого труда ты встретишь смерть
Прими ее как принимает потный
Затылок
Ласку
Прохладного платка
Склонись пред ней
И смейся если хочешь
И ей отдай свою покорность
Не отдавай оружья
Ты создан был для редкостных мгновений
Преобразись исчезни
Без сожалений
Смирись с необходимостью суровой
На том углу за ближним поворотом
Быть может жизнь твоя
Исчезнет
Роись во прахе
Никто не в силах ваш союз расторгнуть
С жизнью.

Рене Шар

Бесконечность

Всегда был мил мне этот холм пустынный
И изгородь, отнявшая у взгляда
Большую часть по краю горизонта.
Но, сидя здесь и глядя вдаль, пространства
Бескрайние за ними, и молчанье
Неведомое, и покой глубокий
Я представляю в мыслях; оттого
Почти в испуге сердце. И когда
Услышу ветерка в деревьях шелест,
Я с этим шумом сравниваю то
Молчанье бесконечное: и вечность,
И умершие года времена,
И нынешнее, звучное, живое,
Приходят мне на ум. И среди этой
Безмерности все мысли исчезают,
И сладостно тонуть мне в этом море.

Джакомо Леопарди