В лесах Сюрена Водилась сирена Вылитый папочка Министр финансов
Министр монстр И глуп как пробка Но попка твоя Такая попка
Папаша с папкой Дочурка с попкой
В лесах Сюрена Водилась сирена Вылитый папочка Министр финансов
В прелестном шале я Тебя обожая Дрожа я В пылу поцелуя Тебя уважая Шалею
В лесах Сюрена Водилась сирена Вылитый папочка Министр финансов
Луи Арагон, Из книги "Предназначение поэзии"
“Untitled (Tea Party)”
Когда-то давным-давно я забрел в лиственный замок
Листья неспешно желтели в пене И ракушки вдалеке безнадежно лепились к прибрежным скалам Воспоминание о тебе или просто твой мягкий след был на своем месте Неясный след принадлежащий мне Все осталось по-прежнему но все постарело когда постарели мои виски и глаза Не нравятся банальности? Но позвольте позвольте же мне сказать ведь редко выдается такая горькая радость Все постарело кроме твоих следов Давным-давно я миновал прилив одинокого дня Эти волны всегда были призрачны Остов разбитого корабля который тебе знаком — помнишь ту ночь поцелуев и грома? — впрочем был ли это разбитый корабль или легкая дамская шляпка влекомая ветром под весенним дождем — остов остался на том же месте А потом чаячья свистопляска и танцы в терновых кустах Аперитивы сменили названия и оттенки Мороженое подают в рамках из радуг
Когда-то давным-давно ты меня любила
Робер Деснос, Из книги "Причесанный язык"
Alexander McQueen S/S 2000
Zina Schiff – Ernest Bloch.Violin Concerto - II. Andante
6:10
Разыменование
Имя отшелушилось с меня — оно и не было моим. Лицо мое — детское, испуганное — Ворует чужие черты, ибо ему так велено. Заберите их, куда время нисходит безропотно — В историю. Ночью, когда это было, Моя рваная паутинка с угольно-черным паучком Вскрикнула, но я кричала громче: Не думай, что понимаешь, как это бывает, Приспособленец, пока не попал Сюда, на полюс холода, точно зная, Что день твой приходил и больше не вернется.
Кэрол Руменс
Слушатели
«Есть тут хоть кто-нибудь?» — Путник спросил У дверей, освещенных луной; А рядом, в тиши, у опушки пасся Конь его вороной. И птица испуганно с башни взлетела У Путника над головой, И вновь он ударил в тяжелые двери: «Да есть тут хоть кто-то живой?» Но никто не спустился к Путнику, Из-за гущи листвы, из окон Никто на него, онемевшего, Человечьим не глянул оком. Только слушатели — привидения, Нашедшие в доме ночлег, — Стояли и слушали в лунном свете, Как говорит человек. Стояли толпою на лестнице темной, Ведущей в пустынный зал, И молча внимали тоскливому зову, Который тьму прорезал. И Путник почувствовал их, он понял, Что это безмолвье — ответ; А с неба, сквозь листья, на круп коня Звездный ложился свет. И Путник внезапно с удвоенной силой Ударил в глухую дверь: «Я клятву сдержал, я вернулся, но кто мне Об этом скажет теперь!» Бесчисленным эхом метался по дому Путника жалобный крик, Но призраки были недвижны и немы, И вот он пришел, этот миг: Они услыхали, как звякнуло стремя И, будто в приливной волне, Удары копыт, захлебнувшись, пропали В вязкой, густой тишине.
