Дверь
Мы, умные, — безумны, Мы, гордые, — больны, Растленной язвой чумной Мы все заражены.
От боли мы безглазы, А ненависть — как соль, И ест, и травит язвы, Ярит слепую боль.
О черный бич страданья! О ненависти зверь! Пройдем ли — Покаянья Целительную дверь?
Замки ее суровы И створы тяжелы... Железные засовы, Медяные углы...
Дай силу не покинуть, Господь, пути Твои! Дай силу отодвинуть Тугие вереи!
Зинаида ГиппиусCharles Ray - Steel Human Body (1985)
Проснулись только что. Разобраны кровати. Ночной садится пар на грязный потолок. Мужчина моется. Его жена в халате Сидит лохматая и штопает чулок. По полу ползает Тото — мальчишка гадкий, В кастрюлю палец свой немытый запустил, Он носом шмыгает сопливым и украдкой Сует огарок в рот и плачет что есть сил.
Жюль Лафорг
Мне всегда открывается та же Залитая чернилом страница. Я уйду от людей, но куда же, От ночей мне куда схорониться?
Все живые так стали далёки, Всё небытное стало так внятно, И слились позабытые строки До зари в мутно-чёрные пятна.
Весь я там в невозможном ответе, Где миражные буквы маячут… …Я люблю, когда в доме есть дети И когда по ночам они плачут.
Иннокентий Анненский "Тоска припоминания"Sasha Pivovarova by Higashi Ishida in Madame Figaro
Северовосток
Да будет благословен приход твой — Бич Бога, Которому я служу, и не мне останавливать тебя.
Слова Св. Лу, архиепископа Труаского, обращенные к Аттиле
Расплясались, разгулялись бесы По России вдоль и поперек — Рвет и крутит снежные завесы Выстуженный Северовосток.
Ветер обнаженных плоскогорий, Ветер тундр, полесий и поморий, Черный ветер ледяных равнин, Ветер смут, побоищ и погромов, Медных зорь, багровых окоемов, Красных туч и пламенных годин.
Этот ветер был нам верным другом На распутье всех лихих дорог: Сотни лет мы шли навстречу вьюгам С юга вдаль — на Северовосток. Войте, вейте, снежные стихии, Заметая древние гроба; В этом ветре вся судьба России — Страшная, безумная судьба.
В этом ветре — гнет веков свинцовых, Русь Малют, Иванов, Годуновых, Хищников, опричников, стрельцов, Свежевателей живого мяса — Чертогона, вихря, свистопляса — Быль царей и явь большевиков.
Что менялось? Знаки и возглавья? Тот же ураган на всех путях: В комиссарах — дурь самодержавья, Взрывы Революции — в царях. Вздеть на виску, выбить из подклетья, И швырнуть вперед через столетья Вопреки законам естества — Тот же хмель и та же трын-трава.
Ныне ль, даве ль? — все одно и то же: Волчьи морды, машкеры и рожи, Спертый дух и одичалый мозг, Сыск и кухня Тайных Канцелярий, Пьяный гик осатанелых тварей, Жгучий свист шпицрутенов и розг, Дикий сон военных поселений, Фаланстер, парадов и равнений, Павлов, Аракчеевых, Петров, Жутких Гатчин, страшных Петербургов, Замыслы неистовых хирургов И размах заплечных мастеров.
Сотни лет тупых и зверских пыток, И еще не весь развернут свиток, И не замкнут список палачей, Бред Разведок, ужас Чрезвычаек — Ни Москва, ни Астрахань, ни Яик Не видали времени горчей.
Бей в лицо и режь нам грудь ножами, Жги войной, усобьем, мятежами — Сотни лет навстречу всем ветрам Мы идем по ледяным пустыням — Не дойдем... и в снежной вьюге сгинем Иль найдем поруганным наш храм — Нам ли весить замысел Господний, Все поймем, все вынесем любя — Жгучий ветр полярной Преисподней — Божий Бич! — приветствую тебя!
Максимилиан Волошин
Осень
Я дал разъехаться домашним, Все близкие давно в разброде, И одиночеством всегдашним Полно все в сердце и природе.
И вот я здесь с тобой в сторожке. В лесу безлюдно и пустынно. Как в песне, стежки и дорожки Позаросли наполовину.
Теперь на нас одних с печалью Глядят бревенчатые стены. Мы брать преград не обещали, Мы будем гибнуть откровенно.
Мы сядем в час и встанем в третьем, Я с книгою, ты с вышиваньем, И на рассвете не заметим, Как целоваться перестанем.
Еще пышней и бесшабашней Шумите, осыпайтесь, — листья, И чашу горечи вчерашней Сегодняшней тоской превысьте.
Привязанность, влеченье, прелесть! Рассеемся в сентябрьском шуме! Заройся вся в осенний шелест! Замри или ополоумей!
Ты так же сбрасываешь платье, Как роща сбрасывает листья, Когда ты падаешь в объятье В халате с шелковою кистью.
Ты — благо гибельного шага, Когда житье тошней недуга, А корень красоты — отвага, И это тянет нас друг к другу.
Борис ПастернакMarlijn Hoek was shot by Billy Kidd.
|