Воздыхание матери о розе

Я нашла на простыне
белой розу белую,
сыну койку застилала
и нашла на простыне.

Роза сына моего,
где тебя сорвали,
для чего сорвали
руки сына моего?

Ты молчи, строптивая,
как молчит он где-то.
Где — неведомо, а с ним —
тишина строптивая.

Как в небесном лоне
в его койке тишина,
в сердце мальчика она
как на небосклоне.

Так и забываете
мать и розу! Унесет
вас неведомо куда —
там нас забываете.

Пьер Паоло Пазолини

Мне душу странное измучило виденье,

Мне снится женщина, безвестна и мила,
Всегда одна и та ж и в вечном измененье,
О, как она меня глубоко поняла...

Всё, всё открыто ей... Обманы, подозренья,
И тайна сердца ей, лишь ей, увы! светла.
Чтоб освежить слезой мне влажный жар чела.
Она горячие рождает испаренья.

Брюнетка? русая? Не знаю, а волос
Я ль не ласкал ее? А имя? В нем слилось
Со звучным нежное, цветущее с отцветшим;

Взор, как у статуи, и нем, и углублен,
И без вибрации спокоен, утомлен.
Такой бы голос шел к теням, от нас ушедшим.

Поль Верлен

Луна печалилась. В цветочной тишине

Водили ангелы по умершей струне,
И скрипки плакали под грустными перстами
Слезами белыми в лазури над цветами.
Благословенный день, твой первый поцелуй!
Моя мечтательность, не надо, не волнуй
Меня тем запахом печали без досады,
Плодами памяти из ангельского сада,
Тем урожаем грез, что сердце собрало.
Я шел потупя взгляд, а солнце свет лило
На камни мостовой, как вдруг тебя заметил
С сияньем в волосах. О, как горяч и светел
Был капор из лучей, ажурно-вырезной!
И мне припомнилось, как фея надо мной
В счастливых детских снах склонялась у постели
И хлопья белых звезд из-под руки летели.

Стефан Малларме

Колоколам Орвието

Налицо безусловное господство и абсолютная
нищета: почему же так смутно и многократно
звучат колокола в это воскресное утро?
В жестком поезде, на белом и мокром вокзале
города, замкнутого в вековом молчании,
вы несете судорожную свежесть жизни.
Дома, вблизи и вдали, дороги, луга, дворцы,
железнодорожные переезды, каналы, туманные поля —
в этой материи не ваш мимолетный и цельный звук,
а ваша сокровенная и вечная сладость.
Значит ли это, что в глубинах жестокой власти
есть живучий страх, а в глубинах смирения —
загадочно и счастливо властвует жизнь?

Пьер Паоло Пазолини

День отошел и все с собой унес:

Влюбленность, нежность, губы, руки, взоры,
Тепло дыханья, темный плен волос,
Смех, шепот, игры, ласки, шутки, споры.

Поблекло все — так вянут вмиг цветы.
От глаз ушло и скрылось совершенство,
Из рук ушло виденье Красоты,
Ушел восторг, безумие, блаженство.

Исчезло все — и мглою мир объят,
И день святой сменила ночь святая,
Разлив любви пьянящий аромат,
Для сладострастья полог тьмы сплетая.

Весь часослов любви прочел я днем
И вновь молюсь — войди же, Сон, в мой дом!

Джон Китс