Возвращение после первой встречи с нею

Светило клонится к земле.
Смешались явь и сон —
Мне вдруг почудился во мгле
Души ответный стон.
Последний вечер на земле?
Чьим зовом я пленен?

Лег на дорогу свет ночной
И полосы теней.
Родился месяц молодой, —
Услышу от людей.
Для них, как прежде, стороной
Прошел один из дней.

Томас Гарди (Перевод О. Чугай)

Я знаю глубину. Я в неё проникла

Корнем. Но ты боишься глубин.
А я не боюсь — я там была, я привыкла.

Может, во мне ты слышишь море?
Неудовлетворённость его? Или верней,
Голос пустоты, твоего сумасшествия?

Любовь — только тень. Ну не плачь по ней!
Послушай: её копыта всё тише,
Она ускакала — табун коней...

Всю ночь вслед за ней буду скакать... Ты услышишь —
И голова твоя станет камнем,
Останется эхо, эхо, эхо...

А хочешь услышать, как звучит отрава?
(Это не я, это ветер, ветер!)
Это не яд — капли дождя...

Я пережила не один закат,
Я до корня опалена,
Красные нервы горят и торчат.

Я разрываюсь на куски,
Они разлетаются во все стороны,
Ветер такой — не перенести!

И я не в силах не закричать.
Луна безжалостна, она меня тянет,
Она — жестокая и пустая!

Её сиянье меня убивает —
А вдруг, это я её поймала?
Ну, отпускаю её, отпускаю —

Она ведь плоская, и такая малая...
Как же твои страшные сны
Овладевают мною? Ответь!

Во мне всё время крик твой живёт,
Ночью взлетает он, хлопая крыльями,
Когти хищно ищут, что полюбить!

Я так боюсь невнятного, тёмного,
Что спит во мне. И целый день я
Чувствую мягкие перистые шевеленья

Зла. Облака проплывают и исчезают,
Не облака — лики любви.
И я вся дрожу оттого, что они...

Мне не вместить в себя большее знанье...
Что это, что это, чьё это лицо?
Смертоносное в паутине ветвей,

Змеиный яд его поцелуев
Парализует волю. Бывают
Очень мелкие повседневные ошибки,

Но они убивают, убивают, убивают...

Сильвия Плат

Сын

Один хирург, прославившийся не только как главный врач знаменитой клиники, но и своими научными исследованиями и снискавший всеобщую любовь благотворительной помощью бедным, на вершине своей карьеры, к изумлению и огорчению друзей и коллег, бросил работу, поместил во всех газетах страны брачные объявления, самым тщательным образом изучил многочисленные предложения, побывал во всех публичных домах города, вступал с каждой девкой в долгие разговоры, вникал в характер и обстоятельства любой встречной женщины, вызывая повсюду столь странным поведением — ведь он слыл холостяком строгого нрава — недоумение и осуждение, стал наконец добиваться расположения одной восемнадцатилетней красавицы, дочери богатого фабриканта, сделал ее, несмотря на величайшую антипатию с ее стороны, беременной, заманив ее в свой дом и грубо там изнасиловав, сына же, которого она под единоличным его наблюдением родила в его частной клинике, — сына он сразу после рождения, невзирая на то что молодая женщина умерла от сильного кровотечения, стремглав отвез на автомобиле в построенную им в пятидесяти километрах от города в заросшем парке виллу, где без посторонней помощи, даже без няньки, воспитал его особым образом: ходил при нем всегда нагишом, исполнял любое его желание, но не просвещал его насчет добра и зла и так ловко оберегал его от всякого общения с людьми, что сын полагал, будто он и отец — единственные люди на свете, а дальше парка ничего нет, пока отец не привел к нему шлюху из какого-то заурядного борделя, после чего сын, которому только что минуло пятнадцать, голый, в чем мать родила, покинул дом, но уже через час вернулся за одеждой, чтобы через сутки, с кровью на руках и лице, так как он, недолго думая, убил человека, отказавшегося накормить его безвозмездно, бежать от преследовавших его по пятам полицейских и собак, назад к отцу, который, ничего не спрашивая, принял его, отогнал пулеметом полицию, укрылся, когда та снова начала бой, в одной из комнат бок о бок с сыном самым отчаянным образом, несмотря на то что полуразрушенная ручными гранатами вилла была охвачена пламенем, отбивался от превосходящих сил противника, снова и снова обращая нападавших в бегство и покрывая трупами землю, — пока сын, тяжело раненный раздробившей ему плечо пулей, задыхаясь в углу комнаты от валившего в нее дыма и на чем свет кляня отца, не упрекнул его в том, что тот превратил его в изверга и люди неведомо почему преследуют его как дикого зверя и травят псами, после чего отец глазом не моргнув пристрелил сына.

Фридрих Дюренматт

Сон и еда

Твоя простыня — это полночь.
И тьма с тобою легла.
Целует виски и колени, велит ожить и уснуть.
Она осязает Слово, желанья и думы твои.
И дремлет, сливаясь с ними,
      и тянет душу к себе.
Вычесывает осторожно соль из твоих ресниц,
      и солью тебя угощает,
      и ставит перед тобой
горючий песок мгновений, украденных у тебя.
И то, что было в ней розой, тенями и росой,
ты жадными пьешь губами.

Пауль Целан (Перевод В. Леванского)