Звонарь
Очнулся колокол, и ветер чуть колышет Лаванду и чабрец в рассветном холодке, И молится дитя, и день покоем дышит, А наверху звонарь — с верёвкою в руке.
Он ждёт, пока последний круг опишет Ослепший гомон птиц, в безвыходной тоске Латинские стихи бормочет и не слышит, Как чуден благовест плывущий вдалеке.
Вот так и я всю ночь во славу Идеала С молитвою звонил во все колокола, И неотзывная раскалывалась мгла,
И стая прошлых бед покоя не давала... Но верь мне, Люцифер, я силы соберу И на верёвке той повешусь поутру.
Стефан Малларме (Перевод Р. Дубровкина)
Я имени тебе не знаю, Не назову. Но я в мечтах тебя ласкаю... И наяву! Ты в зеркале еще безгрешней, Прижмись ко мне. Но как решить, что в жизни внешней И что во сне? Я слышу Нил... Закрыты ставни... Песчаный зной... Иль это только бред недавний, Ты не со мной? Иль, может, всё в мгновенной смене, И нет имен, И мы с тобой летим, как тени, Как чей-то сон?..
Валерий БрюсовIrene Hiemstra in “Gallery”, photographed by Peter Lindbergh for Vogue Italia March 2013
В зимнем луче
1
Листьями ржавых жестянок в нищем мозге, взвидевшем конец, — редкие взблески: листьями в вихре, вместе с чайками, обозленными зимой.
Как высвобожденный вздох, танцовщики застыли деревьями — большой лес обнаженных деревьев.
2
Белые водоросли в огне — Грайи, всплывшие без век, облики былых плясок, окаменелые пламена. Снег скрыл мир.
3
Спутники свели меня с ума теодолитами, секстантами, отвесами и телескопами, увеличивающими предметы, которые лучше издали. Куда ведут нас эти дороги? Но вставший день, может быть, еще не угас, с огоньком в ущелье, как роза, с невесомым морем под шагом Бога.
4
Ты сказал здесь годы назад: «Суть моя — свет». И теперь еще, когда ты склоняешься на широкие плечи сна или даже когда твой путь - на дно, в онемелое лоно моря, — ты обшариваешь углы, где тьма стирается и бессилеет, на ощупь ищешь копье, предназначенное пронзить твое сердце, чтоб открыть его свету.
5
Что за мутная река нас умчала? Мы на дне. Поток льется над нашей головой, гнет бессвязный тростник.
Голоса превратились под каштанами в камешки, ими бросаются дети.
6
Дуновенье, и еще, и порыв — в миг, когда ты бросаешь книгу, рвешь ненужные листки прошлого или тянешься увидеть на лугу горделивых кентавров в скачке или юных амазонок, в поту каждого изгиба тела соревнующихся в прыжках и борьбе.
Ветер воскресения на рассвете, когда думаешь, что солнце взошло.
7
Огонь исцеляется огнем: не каплями секунд, а мгновенной вспышкой, — будто страсть слилась с другой страстью и они, пронзенные, замерли, или будто музыкальный лад, который застыл там, в средине, как изваяние,
неподвижный.
Этот вздох — не свершенье, а кормчий гром.
Йоргос Сеферис (Перевод М. Гаспарова)Alyona Subbotina at Hussein Chalayan F/W 13
Не с теми я, кто бросил землю На растерзание врагам. Их грубой лести я не внемлю, Им песен я своих не дам.
Но вечно жалок мне изгнанник, Как заключенный, как больной. Темна твоя дорога, странник, Полынью пахнет хлеб чужой.
А здесь, в глухом чаду пожара Остаток юности губя, Мы ни единого удара Не отклонили от себя.
И знаем, что в оценке поздней Оправдан будет каждый час... Но в мире нет людей бесслезней, Надменнее и проще нас.
Анна Ахматова
|