Мой дух горел: я ждал вестей, Я жил на людных перепутьях, В толпе базарных площадей. Я подходил к тому, кто плакал, Кто ждал, как я… Поэт, оракул — Я толковал чужие сны… И в бледных бороздах ладоней Читал о тайнах глубины И муках длительных агоний. Но не чужую, а свою Судьбу искал я в снах бездомных И жадно пил от токов тёмных, Не причащаясь бытию. И средь ладоней неисчётных Не находил ещё такой, Узор которой в знаках чётных С моей бы совпадал рукой.
Максимилиан Волошин
Леонардо да Винчи, Поклонение волхвов, 1472—1477
Бесконечное самоотречение — это последняя стадия предшествующая вере, так что ни один из тех, кто не осуществил этого движения, не имеет веры: ибо лишь в бесконечном самоотречении я становлюсь ясным для самого себя в моей вечной значимости, и лишь тогда может идти речь о том, чтобы постичь наличное существование силой веры.
Сёрен Кьеркегор "Страх и трепет"
Похороны отверженного поэта
Когда в давящей тьме ночей, Христа заветы исполняя, Твой прах под грудою камней Зароет в грязь душа святая,
Лишь хор стыдливых звезд сомкнет Отягощенные ресницы — Паук тенета развернет Среди щелей твои гробницы,
Клубок змеенышей родить Вползет змея, волк будет выть Над головою нечестивой;
Твой гроб cберет ночных воров И рой колдуний похотливый С толпой развратных стариков
Шарль Бодлер
Людвиг ван Бетховен – Фортепиано: Генрих Нейгауз. Сочинение: op. 27 № 2, соната—фантазия № 14, «Лунная соната» 1 часть — Adagio sostenuto
5:50
Суббота. Как ни странно, но тепло.
Дрозды кричат, как вечером в июне. А странно потому, что накануне боярышник царапался в стекло, преследуемый ветром (но окно я не открыл), акации трещали и тучи, пламенея, возвещали о приближеньи заморозков.
Но все обошлось, и даже дрозд поет. С утра возился с чешскими стихами. Вошла соседка, попросила йод; ушла, наполнив комнату духами. И этот запах в середине дня, воспоминаний вызволив лавину, испортил всю вторую половину. Не так уж необычно для меня.
Уже темно, и ручку я беру, чтоб записать, что ощущаю вялость, что море было смирным поутру, но к вечеру опять разбушевалось.
Иосиф Бродский, Суббота, 1971
Все школьницы разом
Часто ты вонзая в землю каблук говоришь как если бы На кусте раскрывался цветок дикого Шиповника кажется целиком слитого из росы Говоришь Все море и все небо ради одной Детской счастливой сказки в стране пляски а лучше ради Одного объятья в тамбуре поезда Летящего в тартарары сквозь пальбу на мосту а еще лучше Ради одной бешеной фразы из уст Глядящего на тебя в упор Окровавленного человека чье имя В отдалении перелетает с дерева На дерево то появляясь то исчезая среди Нескончаемых снежных птиц Одной фразы где же всё где И когда ты так говоришь все море и все небо Рассыпаются брызгами словно Стайка девочек по двору интерната С очень строгими правилами поведенья После диктанта в котором они быть может Вместо "вещее сердце" Написали "вещи и сердце"
