Матросы с голода играют на шипящем аккордеоне, его маленькие пуговки тонов оборваны с детских пальтишек воспитанников бельэтажа. Огромные портреты возносятся в воздух благодаря морозу. Все кончено, дама снимает чулки, ласково разглаживая каждую ночь, и вешает на спинку стула.
Сергей Тимофеев
Век мой, зверь мой, кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки И своею кровью склеит Двух столетий позвонки? Кровь-строительница хлещет Горлом из земных вещей, Захребетник лишь трепещет На пороге новых дней.
Тварь, покуда жизнь хватает, Донести хребет должна, И невидимым играет Позвоночником волна. Словно нежный хрящ ребенка, Век младенческой земли. Снова в жертву, как ягненка, Темя жизни принесли.
Чтобы вырвать век из плена, Чтобы новый мир начать, Узловатых дней колена Нужно флейтою связать. Это век волну колышет Человеческой тоской, И в траве гадюка дышит Мерой века золотой.
И еще набухнут почки, Брызнет зелени побег, Но разбит твой позвоночник, Мой прекрасный жалкий век! И с бессмысленной улыбкой Вспять глядишь, жесток и слаб, Словно зверь, когда-то гибкий, На следы своих же лап.
Кровь-строительница хлещет Горлом из земных вещей И горячей рыбой мещет В берег теплый хрящ морей. И с высокой сетки птичьей, От лазурных влажных глыб Льется, льется безразличье На смертельный твой ушиб.
Осип Мандельштам
Крошечный сон
ступай иссякать прекрасным однажды где никогда еще пока пока все равно что сказать неважно где неважно когда
Сэмюэл Беккет
Шостакович Д. – Op.67 Фортепьянное трио №2 (1944) [Павел Серебряков, Михаил Вайман, Ростропович]
25:30
Luc Tuymans, Suicide, 1975
Игра
Совсем не плох и спуск с горы: Кто бури знал, тот мудрость ценит. Лишь одного мне жаль: игры... Ее и мудрость не заменит.
Игра загадочней всего И бескорыстнее на свете. Она всегда — ни для чего, Как ни над чем смеются дети.
Котенок возится с клубком, Играет море в постоянство... И всякий ведал — за рулем — Игру бездумную с пространством.
Играет с рифмами поэт, И пена — по краям бокала... А здесь, на спуске, разве след — След от игры остался малый.
Зинаида Гиппиус
Вальс моего папы
Свалить ребенка с ног Ты мог парами виски, Но я повис, как дог, И вальс был слаще в риске.
Посуду тряс сумбур По шкафчикам стенным, Был мамин облик хмур — И мог ли быть иным.
Твой палец, как никак,— Разбитая костяшка. Когда ты шел не в такт, Мне в ухо лезла пряжка.
Ритм вальса отбивал Ты на моей макушке И так дотанцевал Со мною до подушки.
Теодор Ретке
Joseph Fiala – Concerto B Flat Major For Clarinet - II. Adagio Cantabile [Kurpfalzisches Kammerorchester, Jiri Malat]
5:47
Доска на доме
Одна только в жизни радость иронии неподвластна. Счастье дарить отраду одно с душою согласно.
А рядом черная дата. За опозданье расплата. Ты поздно пришел — утрата печальная невозвратна.
Часы наполняют сутки, а дни наполняют год. Смириться должен рассудок. Кто плача жизнь проживет?
