Нет больше ничего, что спасло бы предложения от погружения в тела и от смешения их звуковых элементов с аффектами тела: обонянием, вкусом или пищеварением. Теперь не только нет какого-либо смысла, но нет и никакой грамматики или синтаксиса, а в пределе — вообще никаких членораздельных слогов, букв или фонетических элементов.
Жиль Делёз
Blow Up
Доведись нам встретиться,
сядем друг подле друга.
(Ты откуда идешь? С моря? С луга?)
Доведись нам встретиться, будем оба немы.
(О чем ты думаешь? О море? О небе?)
Доведись нам встретиться, попрощаемся только глазами.
(Ты куда возвращаешься? В море? В пламя?)
Рафаэль Альберти
Я беден, одинок и наг,
Лишен огня. Сиреневый полярный мрак Вокруг меня.
Я доверяю бледной тьме Мои стихи. У ней едва ли на уме Мои грехи.
И бронхи рвет мои мороз И сводит рот. И, точно камни, капли слез И мерзлый пот.
Я говорю мои стихи, Я их кричу. Деревья, голы и глухи, Страшны чуть-чуть.
И только эхо с дальних гор Звучит в ушах, И полной грудью мне легко Опять дышать.
Варлам Шаламов
Robert Schumann – Symphony No. 3 in E-flat major "Rhenish", op. 97: IV. Feierlich [Herbert von Karajan - Berliner Pilarmoniker]
7:42
Март улетит,
не оставив следа.
Но январь в небесах навсегда.
Январь — это звезд вековая метель.
А март — мимолетная тень.
Январь. В моих старых, как небо, зрачках.
Март. В моих свежих руках.
Федерико Гарсиа Лорка "Рефрен"
Апология дьявола
Он стеком шевелил в камине огонёк. "А в мыслях-то у вас, мой друг, — сказал он, — Бог! Предвижу ваш ответ: "Лукреций с Эпикуром Прошлись по небесам стремительным аллюром, Прикончив сразу всех богов наперечёт". Вы чтите мудрецов! С чего же вас трясёт, Когда вам говорят с кощунственным присвистом, Что в небе — пустота? Как счесть вас атеистом? Пусть даже Бога нет! Допустим, это так. Кому ж привыкли вы показывать кулак? Пусть Бог — лишь только дым, туманящий нам разум. В кого же шпагу вы вонзали раз за разом? Как в мельнице признал гиганта Дон Кихот, Так вы идёте в бой на призрачный оплот. Соперник ваш лишь тень? Ответьте, не смешно ли? Раз в небе Бога нет, вы в очень глупой роли. Вы — мыслящий тростник... В вас дрожь, как в камыше, И в этом-то вся соль, — вы набожны в душе. Вам боязно, my dear, да и признаться стыдно, Что веруете вы. Мне, Дьяволу, всё видно! Где веры в Бога нет, там, скажет каждый чёрт, Плеваться Богу в нос — весьма нелепый спорт. На счастье нам, Бог есть. Хоть скептиков и много, Он — вечно и везде, подобный осьминогу. Бесформенный. У рук — безмерная длина. От них идёт вокруг пречёрная волна. Он — в щупальцах держа — играется Вселенной... Не правда ль, славный дед с радушностью отменной, При белой бороде, весёлый — как циркач. На деле это монстр, чудовищный палач. Он — жадный кровосос. Он злобен и завистлив И душит всё подряд, недоброе замыслив. Он сам себя казнит, создав людей, и впредь, Разгневавшись на них, обрёк их умереть. Его хвалёный Рай стал гибельным капканом. Всё то, что он создал лежит под океаном. Вдруг, всё забраковав, он смыл свой труд волной, И всё сошло на нет. Но пощажён был Ной. Зачем? Чтоб результат потряс сердца инертным: Его Бессмертный Сын ступил на Землю смертным, Рождён был без греха, и сам понёс свой крест. О гордый Царь Царей! Какой эффектный жест! Не Бог ли дозволял, чтоб самых твёрдых духом Пред чернью рвали львы в забаву потаскухам, Чтоб в Риме лили кровь, чтоб жгли людей дотла? Он весело сказал, увидев те дела: "Теперь, апостол Пётр, ты станешь камнем веры!" Представьте же себе такого лицемера: Смерть тысяч завершил великий самодур, Родивши как итог лишь жалкий каламбур! Добро бы, если б он был только автор бредней. Он действовал стократ ужасней и зловредней. Что б ни было о нём известно меж людей, На деле он ещё страшнее как злодей. Я не историк, нет. Я в этом не силён И, право, не хочу впадать в учёный тон, Знакомя вас с его преступными делами, Тем более, о них вы знаете и сами. Везде, где вспыхнет мысль в стремлении свободном И где горят сердца в порыве благородном, Где люди рвутся прочь из тесного мирка, Когда их дух зажат, а догма им узка, И больше не хотят быть вьючною скотиной — Туда приходит Бог с кровавой гильотиной. Он — с каторгой, с тюрьмой и с висельной петлёй, С расплавленным свинцом, с кипящею смолой. С ним — клещи для ногтей и длинные буравы, Ножные кандалы и дыбы для расправы. С ним — кнутья и костры, крест, пика и клинок. Вот перлы из венца, которым венчан Бог!