ЛЮБОВЬ
ЛЮБОВЬ
Меню




Нет больше ничего, что спасло бы предложения от погружения в тела и от смешения их звуковых элементов с аффектами тела: обонянием, вкусом или пищеварением. Теперь не только нет какого-либо смысла, но нет и никакой грамматики или синтаксиса, а в пределе — вообще никаких членораздельных слогов, букв или фонетических элементов.



Жиль Делёз
Нет больше ничего, что спасло бы предложения от погружения в тела и от смешения их звуковых элементов с аффектами тела: обонянием, вкусом или пищеварением. Теперь не только нет какого-либо смысла, но нет и никакой грамматики или синтаксиса, а в пределе — вообще никаких членораздельных слогов, букв или фонетических элементов.
Blow Up



Доведись нам встретиться,


сядем друг подле друга.

(Ты откуда идешь?
С моря? С луга?)

Доведись нам встретиться,
будем оба немы.

(О чем ты думаешь?
О море? О небе?)

Доведись нам встретиться,
попрощаемся только глазами.

(Ты куда возвращаешься?
В море? В пламя?)

Рафаэль Альберти
Доведись нам встретиться,



Я беден, одинок и наг,


Лишен огня.
Сиреневый полярный мрак
Вокруг меня.

Я доверяю бледной тьме
Мои стихи.
У ней едва ли на уме
Мои грехи.

И бронхи рвет мои мороз
И сводит рот.
И, точно камни, капли слез
И мерзлый пот.

Я говорю мои стихи,
Я их кричу.
Деревья, голы и глухи,
Страшны чуть-чуть.

И только эхо с дальних гор
Звучит в ушах,
И полной грудью мне легко
Опять дышать.

Варлам Шаламов
Я беден, одинок и наг,
Robert SchumannSymphony No. 3 in E-flat major "Rhenish", op. 97: IV. Feierlich [Herbert von Karajan - Berliner Pilarmoniker]
7:42



Март улетит,


не оставив следа.

Но январь в небесах навсегда.

Январь —
это звезд вековая метель.

А март — мимолетная тень.

Январь.
В моих старых, как небо, зрачках.

Март.
В моих свежих руках.

Федерико Гарсиа Лорка "Рефрен"
Март улетит,



Апология дьявола



Он стеком шевелил в камине огонёк.
"А в мыслях-то у вас, мой друг, — сказал он, — Бог!
Предвижу ваш ответ: "Лукреций с Эпикуром
Прошлись по небесам стремительным аллюром,
Прикончив сразу всех богов наперечёт".
Вы чтите мудрецов! С чего же вас трясёт,
Когда вам говорят с кощунственным присвистом,
Что в небе — пустота? Как счесть вас атеистом?
Пусть даже Бога нет! Допустим, это так.
Кому ж привыкли вы показывать кулак?
Пусть Бог — лишь только дым, туманящий нам разум.
В кого же шпагу вы вонзали раз за разом?
Как в мельнице признал гиганта Дон Кихот,
Так вы идёте в бой на призрачный оплот.
Соперник ваш лишь тень? Ответьте, не смешно ли?
Раз в небе Бога нет, вы в очень глупой роли.
Вы — мыслящий тростник... В вас дрожь, как в камыше,
И в этом-то вся соль, — вы набожны в душе.
Вам боязно, my dear, да и признаться стыдно,
Что веруете вы. Мне, Дьяволу, всё видно!
Где веры в Бога нет, там, скажет каждый чёрт,
Плеваться Богу в нос — весьма нелепый спорт.
На счастье нам, Бог есть. Хоть скептиков и много,
Он — вечно и везде, подобный осьминогу.
Бесформенный. У рук — безмерная длина.
От них идёт вокруг пречёрная волна.
Он — в щупальцах держа — играется Вселенной...
Не правда ль, славный дед с радушностью отменной,
При белой бороде, весёлый — как циркач.
На деле это монстр, чудовищный палач.
Он — жадный кровосос. Он злобен и завистлив
И душит всё подряд, недоброе замыслив.
Он сам себя казнит, создав людей, и впредь,
Разгневавшись на них, обрёк их умереть.
Его хвалёный Рай стал гибельным капканом.
Всё то, что он создал лежит под океаном.
Вдруг, всё забраковав, он смыл свой труд волной,
И всё сошло на нет. Но пощажён был Ной.
Зачем? Чтоб результат потряс сердца инертным:
Его Бессмертный Сын ступил на Землю смертным,
Рождён был без греха, и сам понёс свой крест.
О гордый Царь Царей! Какой эффектный жест!
Не Бог ли дозволял, чтоб самых твёрдых духом
Пред чернью рвали львы в забаву потаскухам,
Чтоб в Риме лили кровь, чтоб жгли людей дотла?
Он весело сказал, увидев те дела:
"Теперь, апостол Пётр, ты станешь камнем веры!"
Представьте же себе такого лицемера:
Смерть тысяч завершил великий самодур,
Родивши как итог лишь жалкий каламбур!
Добро бы, если б он был только автор бредней.
Он действовал стократ ужасней и зловредней.
Что б ни было о нём известно меж людей,
На деле он ещё страшнее как злодей.
Я не историк, нет. Я в этом не силён
И, право, не хочу впадать в учёный тон,
Знакомя вас с его преступными делами,
Тем более, о них вы знаете и сами.
Везде, где вспыхнет мысль в стремлении свободном
И где горят сердца в порыве благородном,
Где люди рвутся прочь из тесного мирка,
Когда их дух зажат, а догма им узка,
И больше не хотят быть вьючною скотиной —
Туда приходит Бог с кровавой гильотиной.
Он — с каторгой, с тюрьмой и с висельной петлёй,
С расплавленным свинцом, с кипящею смолой.
С ним — клещи для ногтей и длинные буравы,
Ножные кандалы и дыбы для расправы.
С ним — кнутья и костры, крест, пика и клинок.
Вот перлы из венца, которым венчан Бог!

Жан Ришпен
Апология дьявола