Нож терпенья

подобен ножу, которым на стройке
ты разрезаешь свой хлеб насущный,
товарищ.

Дружеская рука,
понимающий взгляд,
слово из глубины души —
и мы с тобой говорим о любви,
товарищ,

и никто нас в фальши не упрекнет —
ведь мы смотрим вперед.

Ашиль Шаве (Перевод А. Сергеева)

Не успокоена в покое,

Ты вся ночная в нимбе дня...
В тебе есть темное и злое,
Как в древнем пламени огня.

Твои негибкие уборы,
Твоих запястий бирюза,
И строгих девушек Гоморры
Любовь познавшие глаза,

Глухой и травный запах мирры —
В свой душный замыкают круг...
И емлют пальцы тонких рук
Клинок невидимой секиры.

Тебя коснуться и вдохнуть...
Узнать по запаху ладоней,
Что смуглая натерта грудь
Тоскою древних благовоний.

Максимилиан Волошин

Поэзия бегства

Порою вам о ком-то скажут
Со скрытым смыслом:
Он все послал к чертям
И просто смылся.
И в голосе уверенность, что вам
Приятна будет эта весть,
Что в этом есть и дерзость, и стихийность,
И нечто очищающее есть.

И сплетники, пожалуй, правы —
Ведь дом нам всем успел осточертеть,
Мне, например, противно все: мой кабинет,
И что я должен там торчать,
И вся со вкусом собранная рухлядь,
И жизненный налаженный уклад,
И книги, и удобная постель.
Так что, когда мне говорят:

«Он бросил всех, а у него их куча», —
Я сразу же взволнуюсь, я зардеюсь,
Как будто от «Какой же ты ублюдок!»,
Или «И тут она сама разделась», —
Ведь если он сумел, смогу и я?
И этим я держусь, как и держался,
Живу, трудолюбивый и разумный.
Но я бы с места хоть сейчас сорвался,
Да, и побрел, о гайки спотыкаясь,
Или калачиком свернулся в трюме тесном,
Блаженною щетиной обрастая,
Когда б мне не казался неуместным
Столь преднамеренный скачок назад
Для сотворенья вещи новой:
Поэмы, или вазы, или жизни —
Пусть даже непристойно образцовой.

Филип Ларкин (Перевод Я. Берлина)