О мои угрюмые братья, когда-то все было иначе. Высь над нами была так прекрасна, а даль — так маняще радостна; тогда наши сердца тоже кипели стремлением к далекому блаженному миражу; наши души, ликуя, тоже дерзко рвались ввысь, сокрушая преграды; когда же они оглядывались, — о горе! — кругом была бесконечная пустота.
Я готов пасть на колени, ломать руки и молить — да только не знаю кого — послать мне иные мысли. Но мне не осилить ее, эту вопиющую истину. Разве я не убедился в этом дважды? Когда я обозреваю жизнь, то что есть конец всего? Ничто. Когда же я возношусь духом, то что есть вершина всего? Ничто. Но молчи, сердце! Ведь ты расточаешь последние силы! Последние? И ты, ты хочешь брать приступом небо? Где же твои сто рук, титан, где твои Пелион и Осса, где твоя лестница к твердыне отца всех богов, по которой ты сможешь подняться и низвергнуть и бога, и его стол пиршеств, обрушить бессмертные вершины Олимпа, дабы проповедовать смертным: оставайтесь внизу, дети мгновенья! Не стремитесь на эти высоты, ибо здесь, наверху, нет ничего. Можешь не заботиться о том, чему подвластны другие люди. У тебя есть твое новое миропонимание. Высь над тобою и даль пред тобою, конечно, мертвы и пустынны, потому что мертво и пусто внутри тебя».
И горькой жалости земной. Напрасно я бегу от праха — Я всюду с ним, и он со мной.
Мне в очи смотрит ночь нагая, Унылая, как темный день. Лишь тучи, низко набегая, Дают ей мертвенную тень.
И ветер, встав на миг единый, Дождем дохнул — и в миг исчез. Волокна серой паутины Плывут и тянутся с небес.
Ползут, как дни земных событий, Однообразны и мутны. Но сеть из этих легких нитей Тяжеле смертной пелены.
И в прахе душном, в дыме пыльном, К последней гибели спеша, Напрасно в ужасе бессильном Оковы жизни рвет душа.
А капли тонкие по крыше Едва стучат, как в робком сне. Молю вас, капли, тише, тише... О, тише плачьте обо мне!
Зинаида Гиппиус
Don’t leave me, backstage at Christian Dior Haute Couture, Spring 2013, by Schohaja
Johann Sebastian Bach – Mass in B minor BWV 232: III. Symbolum Nicenum (Credo) - 16. Chorus: Et incarnatus est (Gustav Leonhardt)
3:15
У меня в этот вечер душа подобна пустому окопу
Бездонная яма в которую падаешь падаешь падаешь без конца И не за что уцепиться И в бездонном паденье меня окружают чудовища Бог весть откуда и рвущие сердце Эти монстры я думаю детища жизни особого рода жизни исторгнутой будущим тем черновым все еще не возделанным низким и пошлым грядущим Там в бездонном окопе души нет ни солнца ни искорки света Это только сегодня этим вечером только сегодня К счастью только сегодня Ибо в прочие дни я с тобой ты со мно Ибо в прочие дни я могу в одиночестве в этих кошмарах Утешаться твоей красотой Представляя ее предъявляя ее восхищенной вселенной А потом я опять начинаю твердить себе все мол впустую Для твоей красоты не хватает мне чувства И слов Оттого и бесплоден мой вкус мой порыв к красоте Существуешь ли ты Или просто я выдумал нечто и вот называю любовью То чем я населяю свое одиночество Может так же ты мною придумана как те богини которых себе в утешенье придумали греки О богиня моя обожаю тебя даже если твой образ всего лишь придумал и я
Гийом Аполлинер
Он прожил жизнь свою то весел, как скворец,
То грустен и влюблён, то странно беззаботен, То — как никто, другой, то как и сотни сотен… И постучалась Смерть у двери наконец.
И попросил её он обождать немного, Поспешно дописал последний свой сонет И после в тёмный гроб он лёг, задувши свет И на груди своей скрестивши руки строго.
Ах, часто леностью душа его грешила, Он сохнуть оставлял в чернильнице чернила, Но мало что узнал, хоть увлекался всем.
Но в тихий зимний день, когда от жизни бренной Он позван был к иной, как говорят, нетленной, Он, уходя, шепнул: "Я приходил-зачем?"
