ЛЮБОВЬ
ЛЮБОВЬ
Меню




Однажды наступает такой момент, когда что-то щёлкает,и ты начинаешь смотреть на всё совсем другими глазами.

Однажды наступает такой момент, когда что-то щёлкает,и ты начинаешь смотреть на всё совсем другими глазами.



Настоящая правда всегда неправдоподобна. Чтобы сделать правду правдоподобнее, нужно непременно подмешать к ней лжи. Люди всегда так и поступали.



Фёдор Достоевский
Настоящая правда всегда неправдоподобна. Чтобы сделать правду правдоподобнее, нужно непременно подмешать к ней лжи. Люди всегда так и поступали.



Старый тибетский ковер



Твоя душа, мою любя на заре,
Слилась вместе с ней в тибетском ковре.

Луч в луче, влюбленность цвета,
Звезды, кружась, ждут в небе ответа.

Ногам покой драгоценный хранят –
Сколько там петель, знаем ты и я.

А милый сын ламы на троне цветочном
Целует меня поцелуем восточным
И время сплетает узором бессрочным.

Эльза Ласкер-Шюлер
Старый тибетский ковер
Diogo Pimentão - Oblique Gravity, 2013



А ты меня люби любую!


Люби меня всегда, всегда.
Веселую, в проблемах, злую.
Ругай, не громко, иногда.

Пусть для тебя я буду лучшей!
Красивой, сказочной, живой.
Ищи всегда удобный случай,
Чтоб разговаривать со мной.

Жалей меня, ну хоть немного!
Мне так плеча недостает,
Не злись, когда я буду строгой.
Мне быть построже так идет.

Пиши, звони, интересуйся!
Куда пошла, когда вернусь.
Но глубоко в меня не суйся.
Я ведь загадкой остаюсь.

Всегда скажи, что я шикарна,
Когда прическа не идет.
Держи меня, когда так странно,
Мой мозг в истерике живет.

Пойми меня, хоть это сложно!
Но сильно ум не напрягай,
Ты просто молча, осторожно,
Все пережить мне помогай.

У нас, у женщин так бывает,
Нам надо иногда хандрить.
Поплакать. Нас не заставляют,
Нам просто хочется поныть.

И даже если в глупой ссоре
Скажу тебе — оставь меня!
Не уходи. Побудь со мною.
Мне будет трудно без тебя.

Я знаю, с нами очень сложно,
Порою жалко мне мужчин.
Жить проще стало бы возможно,
Когда б мы сами знали, что хотим.

Амина Новак
А ты меня люби любую!
comme des garçons 1990, christy turlington by steven meisel for SIX magazine #5



Ибо только тот, кто достаточно мужчина, освободит в женщине — женщину.



Фридрих Ницше "Так говорил Заратустра"
Ибо только тот, кто достаточно мужчина, освободит в женщине — женщину.



Не думай, и все. Я уже лет пятнадцать не думаю. А будешь думать — жить не захочется. Все, кто думает, несчастные…



Сергей Довлатов
Не думай, и все. Я уже лет пятнадцать не думаю. А будешь думать — жить не захочется. Все, кто думает, несчастные…
“Chic sauvage”. Photographed by Riccardo Tinelli for L’officiel nº 825, 1998



Доверяйте любимым, не ищите изъяна,


Не пытайтесь поймать хоть пол-слова обмана...
В мелочах не копайтесь, в прошлой жизни не ройтесь.
Доверяйте... любите... просто так и не бойтесь.
Научитесь любить без упреков... укоров...
Без истерик и сцен... без чужих разговоров.
Доверяйте любимым и любите без фальши.
Наша жизнь мимолетна... будьте в ней настоящим!!!
Доверяйте любимым, не ищите изъяна,
“Enchanting Mood” in Vogue Italia september 1997 by Peter Lindbergh



Я за поступки, за необдуманные действия, за звонки среди ночи, за неожиданные приезды. Я за искренние разговоры до утра и за настойчивость. Я за тех, кто добивается своего и я из тех, кто не боится проиграть. Я за поступки. Слова ничего не значат.

Я за поступки, за необдуманные действия, за звонки среди ночи, за неожиданные приезды. Я за искренние разговоры до утра и за настойчивость. Я за тех, кто добивается своего и я из тех, кто не боится проиграть. Я за поступки. Слова ничего не значат.
Tanga Moreau and Angela Lindvall by Peter Lindbergh, 1997



Погребение



Я мертв уже.
Бесповоротно мертв. Да. Мертв.
Лежу недвижим на кровати бедной
В больнице жалкой, в городке,
а как он выглядит — не знаю.
Явился врач.
Рукой меня похлопал по щекам.
Мне веко подняли. И руку.
И кто-то с белою наколкой — вероятно,
сестра, что ночью у меня сидела, —
не знаю почему, на грудь мне руку положила,
коснулась сердца
и, голову склонив, сказала тихо:
— Здесь не поможешь. Он от нас ушел. —
Да, это, к сожаленью, верно.
От них ушел я одиноко,
когда, когда... О, боже!
Чуть было не сказал я "все", а у меня
нет никого. Я умер, правда, одиноко.
Никто не думал, будто я уснул.
И это было в половине
шестого или в шесть утра.
Что сделают со мною?
Кровать нужна — и спешно...
Ждет тяжелобольной другой...
Очередной мертвец, я полагаю...
Кровать еще тепла от тела моего...
Тепла? Неправда, ледяная.
То небывалый холод. Сердце
как будто берегло его всю жизнь
для этого мгновенья одного...
Что сделают со мною, если
никто не явится за мной? Вопрос я слышал...
А далеко, там, далеко... Но здесь, теперь
кто может знать меня? Без голоса я прибыл,
не мог назваться и страну мою назвать,
сказать, как много лет не видели ее
глаза и ноги не касались.
Вчера сюда явился я... Вернее,
меня втащили без сознанья... И теперь
некрашеные доски, ящик — вот мой дом
без окон и дверей... Он движется вперед.
Я слышу — дождь идет... Закрыто небо тучей...
На улицах так много рытвин... Больно
и страшно каждый раз, как прыгают колеса.
Тащись же, кляча!
Еще одна поездка этим утром!
Полегче, боже мой, полегче!
Моя последняя прогулка... И никто
за мною не идет, собаки даже нет...
Остановился катафалк.
Я вешу меньше птицы, видно:
меня взвалили на плечи, не споря...
Мы прибыли уже.
Печальные уродливые стены...
Ни деревца... Ни кипариса, ни куста...
Лишь ниши грязные, да имена,
да сломанные деревянные кресты,
сухой чертополох, крапива
среди могил — и все. Вот это остановка
последняя моя — и без прощанья?
Когда уходим, нам всегда родные
иль кто-нибудь, кто б ни был, говорит: прощай...
Конечно, было бы все по-другому
там, далеко... Мне кажется, я что-то слышу...
Самообман? Воображенье? Тише!..
— Друзья мои, пред нами
герой, вернувшийся на родину свою.
Он был в изгнанье, он страдал
за океаном, на чужой земле... Однажды...
(Не слышу слов... Их дождь уносит...
Нет, вот они опять... Да, да, опять...)
— Он был солдатом и сражался
не менее, чем в тридцати сраженьях,
был ранен в грудь.
Он с честью родину оставил
и воспевал ее издалека
в простых стихах; они полны
ее морей воздушной пеной,
ее зеленых рек звучаньем
и ветром гор ее...
Он с честью родину оставил
и вот вернулся с честью к ней,
но мертвым... —
Я мертв. Я это слышал.
Бесповоротно мертв. Никто
не говорит: прощай. И только
священник одинокий под дождем
бормочет что-то по-латыни... И никто
моих стихов не знает... И никто
их не узнает никогда: я не писал их.
Они без выхода в моей груди шумели.
Но все же выйдут в мир теперь,
пробьются, нежные, и вырвутся из губ,
и в небо полетят теперь, когда
закроет братская могила пасть, чтоб имя
мое навеки поглотить.

Рафаэль Альберти (Перевод О. Савича)
Погребение
Johann David HeinichenConcerto for oboe, flute & orchestra in G minor, S.238 - I. Allegro [Fiori Musicali]
3:06
Johann David HeinichenConcerto for oboe, flute & orchestra in G minor, S.238 - II. Largo [Fiori Musicali]
2:27
Johann David HeinichenConcerto for oboe, flute & orchestra in G minor, S.238 - III. (Untitled) [Fiori Musicali]
4:21