Полон гармонии птичий полет. Зеленые чащи Под вечер сходятся у засыпающих изб. Хрустальны оленьи луга. Нежно во мраке журчанье ручья, влажные тени И лета цветы, что красиво поют на ветру. Сумрак объемлет чело, погруженное в думы, И огонек, благодать, зажигается в сердце. Трапезы мир; священны хлеб и вино В ладонях Господа; темные очи брата. Да обретет он покой от тернистых странствий. О приют в синеве одушевленной ночи. В комнатах тени старцев окутаны кротким молчаньем Пурпур святых; и жалоба рода большого, Что тихо теперь угасает в единственном внуке.
От черных минут безумья пробуждается лучезарно Терпеливый у каменного колодца, И душу его обьемлют прохладная синь и осенний ясный закат, Безмолвный дом и преданья леса, Закон, и мера, и лунные тропы мертвых.
Георг Тракль
Зима
Печные трубы завывают вьюгой. Ночные сумраки темнеют кровью. У всех домов вытягиваются лица.
Мы здесь живем в обстроенных темнотах, В могильной полутьме и полусвете, И как канат, сучим пустое время.
День — он теснится в этажи пониже, Где жаркое в печах бушует пламя. А мы стоим у перемерзших окон И смотрим вкось через дворы пустые.
Георг Гейм
Arcangello Corelli – Sonate da Chiesa a tre, op.1, №1 in F major - Grave-Allegro-Adagio-Allegro [Musica Amphion]
6:05
Сумерки свободы
Прославим, братья, сумерки свободы, Великий сумеречный год! В кипящие ночные воды Опущен грузный лес тенет. Восходишь ты в глухие годы — О солнце, судия, народ.
Прославим роковое бремя, Которое в слезах народный вождь берет. Прославим власти сумрачное бремя, Ее невыносимый гнет. B ком сердце есть — тот должен слышать, время, Как твой корабль ко дну идет.
Мы в легионы боевые Связали ласточек — и вот Не видно солнца, вся стихия Щебечет, движется, живет; Сквозь сети — сумерки густые — Не видно солнца и земля плывет.
Ну что ж, попробуем: огромный, неуклюжий, Скрипучий поворот руля. Земля плывет. Мужайтесь, мужи, Как плугом, океан деля. Мы будем помнить и в летейской стуже, Что десяти небес нам стоила земля.
Осип Мандельштам
Я не люблю иронии твоей.
Оставь ее отжившим и не жившим, А нам с тобой, так горячо любившим, Еще остаток чувства сохранившим, — Нам рано предаваться ей!
Пока еще застенчиво и нежно Свидание продлить желаешь ты, Пока еще кипят во мне мятежно Ревнивые тревоги и мечты — Не торопи развязки неизбежной!
И без того она не далека: Кипим сильней,последней жаждой полны, Но в сердце тайный холод и тоска... Так осенью бурливее река, Но холодней бушующие волны...
Николай Некрасов
Пауль Клее (нем. Paul Klee, 18 декабря 1879, Мюнхенбухзее, под Берном — 29 июня 1940, Локарно) — немецкий и швейцарский художник, график, теоретик искусства, одна из крупнейших фигур европейского авангарда. Прожил больше половины жизни в Швейцарии.
Жил да был художник Пауль Клее Где-то за горами, над лугами. Он сидел себе один в аллее С разноцветными карандашами, Рисовал квадраты и крючочки, Африку, ребенка на перроне, Дьяволенка в голубой сорочке, Звезды и зверей на небосклоне. Не хотел он, чтоб его рисунки Были честным паспортом природы, Где послушно строятся по струнке Люди, кони, города и воды, Он хотел, чтоб линии и пятна, Как кузнечики в июльском звоне, Говорили слитно и понятно. И однажды утром на картоне Проступили крылышки и темя: Ангел смерти стал обозначаться. Понял Клее, что настало время С музой и знакомыми прощаться. Попрощался и скончался Клее. Ничего не может быть печальней! Если б Клее был намного злее, Ангел смерти был бы натуральней, И тогда с художником все вместе Мы бы тоже сгинули со света, Порастряс бы ангел наши кости! Но скажите мне: на что нам это? На погосте хуже, чем в музее, Где порой вы бродите, живые, И висят рядком картины Клее — Голубые, желтые, блажные...
