Прекрасный, сияющий человек

Друзья, со мной беседуя, сияют,
Хоть раньше огорчалися немало.
С весельем в их чертах мои блуждают.
Их дружба в благородстве наверстала.

Достоинства черты меня стесняют:
Серьезность, сдержанность мне не пристала,
И тысячи улыбок вылетают
Из вечного, глубокого овала.

Я праздник Корсо в солнечную страду,
Южный базар под женскую беседу.
Набухла солнцем глаз моих сетчатка.

Сегодня я на свежий дерн присяду,
Вместе с землей на запад я поеду.
О вечер, о земля, как жить мне сладко!

Франц Верфель (Перевод О. Мандельштама)

Молчаливым

О сумасшедший город, где вечером
У черной стены замирают увечные липы,
Где из серебряной маски смотрят глаза недоброго духа,
Где за каменной ночью гонится свет, сжимая магнитный бич,
О подводный гул колоколен…

Шлюха в ледяной судороге рожает мертвую девочку,
Божий гнев бешено хлещет по лбу одержимых,
Чума красногубая; голод выпил зрачков зеленую воду.
И это золото с его жуткой улыбкой.

Но в пещерах в кровавом поту молчаливое трудится племя,
Из твердых металлов плавит главу избавителя.

Георг Тракль (Перевод Г. Ратгауза)

Она меня поцеловала

Вновь я слышу любви
песнопламенный лад,
вновь я вспомнил твои
чары, чудо-закат,
и осенних лесов
краснобархатный зал,
где с улыбкою день,
как святой, угасал.

Был я слаб и убог,
я в отчаянье жил,
был я сир, одинок,
я о смерти молил:
«Где ж ты, чудище, где,
смерть, бесчестный игрок?»
Но предстал предо мной
светлой радости бог!

Прочь вы, призраки зла!
Прочь, ночная напасть!
Смерть во тьму отползла,
смехом выщерив пасть.
Я люблю и любим!
Мне и смерть нипочем!
Улыбается май
под сентябрьским лучом.

Улыбаешься ты.
Я — смеюсь и пою.
Снизошла с высоты
песня в душу мою.
Был я в лес принесен,
как на крыльях огня.
Ты, царица, пришла,
ты целуешь меня.

Я зарей осиян
и одет, как в парчу.
Я от радости пьян,
и вот-вот я взлечу.
Я — и солнце весны.
Я — и счастья волна.
Я — и клятвы любви.
Я — и рядом она.

Поцелуи твои —
драгоценнейший дар,
и в словах о любви —
песнопламенный жар.
С той поры я живу,
и пылаю в огне
с той поры, как пришла
ты, царица, ко мне.

Счастье в сердце моем,
я мечтою богат.
Полыхает огнем
чародейный закат.
Вся земля предо мной.
Как дитя, я пою.
Ты соткала, любовь,
жизнь и радость мою.

Стефаун фра Хвитадаль

Заброшенная

Не ждала такого запустенья.
Смотрят вещи на меня сурово.
Ощетинясь от прикосновенья,
Печь ладони мне спалить готова.

Кресло на пол старый плащ швырнуло.
До чего же окна мутноглазы.
Исподлобья на меня взглянула
Мертвая сирень из темной вазы.

Стол, и стул, и коврик, тот, что вышит
Мною был старательно когда-то,
Шкаф в углу — и он враждою дышит,
Словно я пред всеми виновата.

И любой предмет меня дичится.
Вещи говорят: «Ты здесь чужая».
Зеркало поблекшее бранится,
Отраженье в злости искажая.

И клубок лиловой шерсти рвется
Вон из рук назло повиновенью.
…Все, что нами всуе предается,
Нас самих потом предаст забвенью.

Гертруда Кольмар (Перевод И. Грицковой)

Быть нежной, бешеной и шумной,

— Так жаждать жить! —
Очаровательной и умной, —
Прелестной быть!
Нежнее всех, кто есть и были,
Не знать вины…
— О возмущенье, что в могиле
Мы все равны!
Стать тем, что никому не мило,
— О, стать как лед! —
Не зная ни того, что было,
Ни что придет,
Забыть, как сердце раскололось
И вновь срослось,
Забыть свои слова и голос,
И блеск волос.
Браслет из бирюзы старинной —
На стебельке,
На этой узкой, этой длинной
Моей руке…
Как зарисовывая тучку
Издалека,
За перламутровую ручку
Бралась рука,
Как перепрыгивали ноги
Через плетень,
Забыть, как рядом по дороге
Бежала тень.
Забыть, как пламенно в лазури,
Как дни тихи…
— Все шалости свои, все бури
И все стихи!
Мое свершившееся чудо
Разгонит смех.
Я, вечно-розовая, буду
Бледнее всех.
И не раскроются — так надо —
— О, пожалей! —
Ни для заката, ни для взгляда,
Ни для полей —
Мои опущенные веки.
— Ни для цветка! —
Моя земля, прости навеки,
На все века.
И так же будут таять луны
И таять снег,
Когда промчится этот юный,
Прелестный век.

Марина Цветаева