Сад

Как моток свободного шелка, разбросанного по стене,
Она проходит у ограды дорожки в садах Кенсингтон,
И она умирает постепенно
от некоего вида амнезии эмоций.

И прямо вокруг там толпа
Грязных крепких неистребимых детей бедняков.
Они наследуют землю.

В ней конец рода.
Ее скука утонченна и чрезмерна.
Она хочет, чтоб кто-нибудь заговорил с ней,
И почти боится, что я
совершу это неблагоразумие.

Эзра Паунд

Ингмар Бергман, Из жизни марионеток, 1980

Это необычный для Бергмана фильм, созданный в жанре криминально-психологической драмы, насыщенный эротическими сценами и психоаналитическим содержанием. Фильм представляет собой расследование убийства и, одновременно, выявление истории болезни главного героя.
Фильм открывается шокирующей сценой убийства проститутки: главный герой, молодой человек довольно приятной наружности, встречается с проституткой в борделе ночью, сначала проявляет к ней нежность, но вдруг вспыхивает агрессией, затем ловит её, перерезает девушке горло и овладевает ею.
Дальнейший ход картины — ретроспективное расследование психологических причин убийства с точки зрения разных людей.

Витой полет

Капустницы полет витой
(Его идиотизм святой)
Не изменить, ведь жизнь пройдет,
Пока поймешь прямой полет.
Однако знать — не значит мочь!
Она витает наугад
К надежде, к богу — и назад.
Стриж — акробат, но даже он
Таланта этого лишен.

Роберт Грейвз (Перевод И. Озеровой)

В лессовом краю

Под листвою — стволы, под колосьями — лесс,
под корнями — скала на скале.
Вот и осень: от ветра трещат кочаны,
и соломинки клевера в поле черны:
изначальность приходит к земле.

Что ни русло — обрыв, что ни устье — овраг;
только чахлая травка вверху.
Проступают в кустарниках древние пни,
и буреют утесы, как будто они
лишь сегодня воздвиглись во мху.

Створки древних моллюсков под плугом хрустят
в темном мергеле, в лессе, в песке.
Под побегами дремлет гнилая сосна,
виноградник по склонам течет, как волна,
и кричит коростель вдалеке.

Теодор Крамер

Enueg II

мир мир мир мир
и лицо могила
облако против вечера

de morituris nihil nisi

и лицо стыдливо крошится
уже поздно омрачить небо
краснеет румянцем в вечер
содрогаясь будто делая ложный шаг

veronica mundi
veronica munda
вытри нас за любовь к Иисусу

потея как Иуда
устав умирать
устав от полисменов
ноги в мармеладе
обильно покрываясь испариной
сердце в мармеладе
покури еще фруктов
старое сердце старое сердце
разбиваясь возле конгресса
и все же я вас уверяю
лежа на мосту О'Коннелла
таращась на вечерние тюльпаны
зеленые тюльпаны
сияющие на углу как карбункул
сияющие на баржах Гиннесс

обертон лицо
уже поздно осветить небо
однако однако я уверяю вас

Сэмюэл Беккет (Перевод И.Миллер)

Печаль

Вчерашнюю кипень сметает
Сегодняшний суховей.
Цветок за цветком облетает
С древа печали моей.

Их ветром гонит, гонит,
Как стаю белых мух.
В молчанье отзвук тонет,
И цепенеет слух.

На небе звезд не стало,
В сердце любовь умерла.
Даль черноту распластала,
В мир пустота вошла.

Кто о приюте мечтает
В годину бед и смертей?
Медленно облетает
Древо печали моей.

Герман Гессе (Перевод А. Ларина)

Кругом одни щербатые стволы,

где пьяных галок сборище галдело,
и крепость тусклым инеем блестела,
когда вошел я в мир железной мглы.

Здесь нет со мной ни книги, ни души —
моей души, подруги грешной тела,
ни девочки, что жадно жить хотела,
со мною встретясь там, в земной тиши.

На плитах багровела кровь Орфея,
белели стены, словно чаши лилий,
косились окна, точно злая фея,

и злые руки стекла затемнили.
От счастья пьян, бессмысленно жесток,
теперь актер здесь льесу ставить мог.

Жан Кассу (Перевод В. Левика)