ЛЮБОВЬ
ЛЮБОВЬ
Меню




Свобода, понимаемая как допущение сущего, наполняет сущность истины и подчиняется этой сущности в смысле раскрытия сущего. «Истина» — это не признак правильного предложения, которое человеческий «субъект» высказывает об «объекте» и которое «действительно» где-то — неизвестно, в какой сфере: истина есть высвобождение сущего, благодаря чему (т. е. высвобождению) осуществляет себя простота (открытость). В ее открытости — все человеческие отношения и его поведение. Поэтому человек есть способ эк-зистенции.



Мартин Хайдеггер "О сущности истины"
Свобода, понимаемая как допущение сущего, наполняет сущность истины и подчиняется этой сущности в смысле раскрытия сущего. «Истина» — это не признак правильного предложения, которое человеческий «субъект» высказывает об «объекте» и которое «действительно» где-то — неизвестно, в какой сфере: истина есть высвобождение сущего, благодаря чему (т. е. высвобождению) осуществляет себя простота (открытость). В ее открытости — все человеческие отношения и его поведение. Поэтому человек есть способ эк-зистенции.



Как беден наш язык! — Хочу и не могу. —


Не передать того ни другу, ни врагу,
Что буйствует в груди прозрачною волною.
Напрасно вечное томление сердец,
И клонит голову маститую мудрец
Пред этой ложью роковою.

Лишь у тебя, поэт, крылатый слова звук
Хватает на лету и закрепляет вдруг
И темный бред души и трав неясный запах;
Так, для безбрежного покинув скудный дол,
Летит за облака Юпитера орел,
Сноп молнии неся мгновенный в верных лапах.

Афанасий Фет
Как беден наш язык! —  Хочу и не могу. —



Поль Сезанн, Игроки в карты, 1892—1893

Поль Сезанн, Игроки в карты, 1892—1893
Поль Сезанн, Игроки в карты, 1892—1893, Собрание эмира Катара, самая дорогая картина в истории
Morton FeldmanPalais de Mari
29:40



И я говорю о розе.


Но моя роза — не роза мороза,
и не роза с кожей младенца,
и не та, чье вращенье
столь медлительное, что это движенье —
тайная форма покоя.

Это не роза жаждущая,
не кровоточащая рана,
и не роза, коронованная шипами,
и не роза воскрешенья.

Это не роза с лепестками нагими,
не восковая роза,
не шелковистое пламя
и не огненная вспышка.

Это не роза флюгера, ветрами обрываемая,
и не язва вскрываемая,
и не пунктуальная роза циферблата,
и не компас — морская роза.

Это не роза, как таковая,
а несотворенная роза,
потонувшая роза,
ночная,
бестелесная,
полая роза.

Это роза, ощупываемая во тьме,
роза пламенного продвижения,
роза с розовыми ногтями,
роза подушечек алчных пальцев,
роза пальцев,
слепая роза.

Это роза — звуковая спираль,
слух украшающая,
роза уха.
В высочайшей пене подушки
всегда затерянная роза-ракушка.

Это кровавая роза рта,
роза, наяву говорящая,
так, словно она спящая.
Это полураскрытая роза,
из которой хлещут тени,
роза требухи,
сжимающейся и растягивающейся,
сысканная, разысканная, изысканная.
Это роза губ,
раненая роза.

Это роза, поднимающая веки,
роза бдящая,
наблюдающая,
роза бессонницы, глаз несмыкающая.

Это роза дыма,
роза пепла,
черная роза дыма-алмаза,
молчаливо сверлящая тьму
и не занимающая место в пространстве.

Хавьер Вильяуррутия
И я говорю о розе.
Johannes BrahmsIntermezzo in Es-dur, Op.117 No.1 [Jeno Jando]
4:30
Johannes BrahmsIntermezzo in b-moll, Op.117 No.2 [Jeno Jando]
3:54
Johannes BrahmsIntermezzo in cis-moll, Op.117 No.3 [Jeno Jando]
5:37