Так спи, мои глаза еще открыты.

Все чаши ливня, кажется, пусты.
Ночь сердце будет трогать, сердце — жито.
Но слишком поздно, жница, для косы.

Так снежно-бел ты, ветер небосвода!
Бело, что отнято, бело, что есть!
Ты знаешь счет часам, я знаю годы.
Мы пили ливень, ливень пили здесь.

Пауль Целан (Перевод О. Седаковой)

Жертвы

В ту ночь мне снился сон... В отчаянье, в смятенье
Вкруг сумрачного алтаря
Все шли и шли они, бесчисленные тени,
И руки простирали зря.
У каждого на лбу — кровавое пыланье.
Так, исчезая без следа,
Плелись, ведомые на страшное закланье,
Неисчислимые стада;
И старцы римские передо мной воскресли.
Печально двигались они,
И каждый смерть нашел в своем курильном кресле
В годину варварской резни;
И юноши прошли с горячим сердцем, славно
Пример подавшие другим,
Что полным голосом пропели так недавно
Свободе благодарный гимн;
И моряки прошли, опутанные тиной,
С песком в намокших волосах,
Что были выброшены гибельной пучиной
На чужестранных берегах;
Я видел клочья тел, сжигаемых в угоду
Обжорству медного быка,
Чья гибель пред лицом державного народа
Была страшна и коротка;
А дальше — кровью ран как пурпуром одеты.
Униженные мудрецы,
Трибуны пылкие, блестящие поэты,
Застреленные в лоб борцы;
Влюбленные четы и матери, с рыданьем
К себе прижавшие детей,
И дети были там... и крохотным созданьям
Страдать пришлось еще лютей;
И все они, — увы! — с отвагой беззаветной
Свои отдавшие сердца,
Лишь справедливости они молили тщетно
У всемогущего творца.

Анри-Огюст Барбье (Перевод П. Антокольского)

Хорошо, что нет Царя.

Хорошо, что нет России.
Хорошо, что Бога нет.

Только жёлтая заря,
Только звёзды ледяные,
Только миллионы лет.

Хорошо — что никого,
Хорошо — что ничего,
Так черно и так мертво,

Что мертвее быть не может
И чернее не бывать,
Что никто нам не поможет
И не надо помогать.

Георгий Иванов

Земля была в них, и

они рыли.

Они рыли и рыли. На это шел
их день, их ночь. И они не славили Бога,
который, как они слышали, все это замыслил,
который, как они слышали, все это провидел.

Они рыли и дальше не слушали; и
они не стали мудрей, не сложили песен,
не придумали для себя никаких языков.
Они рыли.

И штиль навещал их, и вал штормовой,
и — все — их моря навестили.
Я рою, ты роешь, вон и червь дождевой
тоже роет. Вот песнь: они рыли.

О некий, о всякий, о ты, никакой!
Где теперь то, что шло на нигдейность?
О, ты роешь, я рою; я рою к тебе, за тобой,
и наш перстень на пальце не спит, как младенец.

Пауль Целан (Перевод О. Седаковой)

Как нарисовать птицу

Сперва нарисуйте клетку
с настежь открытой дверцей,
затем нарисуйте что-нибудь
красивое и простое,
что-нибудь очень приятное
и нужное очень
для птицы;
затем
в саду или в роще
к дереву полотно прислоните,
за деревом этим спрячьтесь,
не двигайтесь
и молчите.
Иногда она прилетает быстро
и на жердочку в клетке садится.
иногда же проходят годы —
и нет
птицы.
Не падайте духом,
ждите,
ждите, если надо, годы,
потому что срок ожиданья,
короткий он или длинный,
не имеет никакого значенья
для успеха вашей картины.
Когда же прилетит к вам птица
(если только она прилетит),
храните молчание,
ждите,
чтобы птица в клетку влетела;
и, когда она в клетку влетит,
тихо кистью дверцу заприте,
и, не коснувшись не перышка,
осторожненько клетку сотрите.
Затем нарисуйте дерево,
выбрав лучшую ветку для птицы,
нарисуйте листву зеленую,
свежесть ветра и ласку солнца,
нарисуйте звон мошкары,
что в горячих лучах резвится,
и ждите,
ждите затем,
чтобы запела птица.
Если она не поет —
это плохая примета,
это значит, что ваша картина
совсем никуда не годится;
но если птица поет —
это хороший признак,
признак, что вашей картиной
можете вы гордиться
и можете вашу подпись
поставить в углу картины
вырвав для этой цели
перо у поющей птицы.

Жак Превер

Виталий Каневский, Замри-умри-воскресни!, 1989

Александр Сокуров о фильме:

В моем представлении «Замри-умри-воскресни» стала классической картиной с классическим результатом и классической культурой, как только сошла с монтажного стола.
Я настаиваю на том, что она сделана вне всяких влияний и вне всяческих веяний — ибо жизнью своею складывал ее человек. Это тот случай, когда не судьба создала человека, а он сам создал свою судьбу.
Я счастлив, что фильм сделан в нашем объединении «Троицкий мост», и благодарен руководителям объединения за то, что они призвали нас всех поверить в Каневского. «Замри-умри-воскресни» — выдающаяся картина. Это мое самое сильное впечатление за годы работы на Ленфильме.

Алексей Герман о фильме:

Он очень близок мне по духу и рассудку. При всех ужасах послевоенного времени, в котором происходит действие, фильм Каневского полон нежности и прощения.
Ощущения от «Замри-умри-воскресни» у меня сходны с реакцией на строчки Геннадия Шпаликова:

«А не то рвану по снегу — кто меня вернет! —
И на валенках уеду в сорок пятый год.
В сорок пятом угадаю там, где, боже мой,
Будет мама молодая и отец живой».

Кроме того, само создание этого фильма — уникальный случай. Режиссер, которому за пятьдесят, снявший задолго до «Замри-умри-воскресни» первую и очень неудачную картину, вдруг оказывается мастером. Начинаешь задумываться: случай ли, уникальный ли? И, может быть, среди людей, сделавших по первому плохому фильму и не допущенных впоследствии к искусству, существуют такие Каневские. Жизненные обстоятельства, переломанная спина, неудачная подсказка — и творческая самореализация не состоялась.
А может быть, нужно «потрясти старые сапоги», чтобы в результате получить такие фильмы, из-за которых возникнет напряженность на кинорынке. Именно такую напряженность вокруг «Замри-умри-воскресни» я имел счастье наблюдать недавно во Франции…