ЛЮБОВЬ
ЛЮБОВЬ
Меню




Тоска о Париже



Когда по вечернему небу Франции,
Белому, как лилии ее королей,
Солнечный жар уплывает в дали,
Сладкий, как мед, и желтый, как мед,

Тогда Монмартр трепещет колоколами,
Золотому блеску звеня: «прости»,
А над серыми кудрями Парижа светятся
Свадебным венцом красные облака.

Полувесна, полуосень, полная
Грусти! Кто пил дыханье твое
В час, когда башни собора Богоматери
Светятся красным, — тот болен о тебе.

Твоя хмельная, увитая черными
Розами чаша вливает ночной
Яд в его кровь, и он смотрит на запад,
Где Франция веет ему ласковым теплом.

Отчизна искусств и всех величий,
Обвивших победами гордый лоб,
Твои поседелые сны открыто
Гордым лавром осенены…

Там, где в лоне твоем глубоко
В саркофаге под крыльями боевых
Орлов покоится император
И полночным стоном звучит собор.

Где встали, как лес, знамена, с которыми
По Египту шел его легион,
И доселе нежными поцелуями
Овевают сына своего в гробу.

А поутру на востоке вспыхивает
Над судами Сены, над чащей мачт,
Над морем домов, как фонарь в буре,
Красное солнце, как великий Грааль,

По самый край наполненный алым
Вином свободы, чарой сердец,
И над широкою площадью Согласия
Город грозит Дантоновым ртом.

О день, когда красные рокотали громы
Вкруг чела твоего, и царская голова
Скатилась в песок, круглая и кровавая!
О, постаревший, осиротевший Париж!

По-прежнему летом твои бульвары
Липами цветут, и дрожат огни
Елисейских полей, когда экипажи
На марсовом поле теснятся сквозь толпу,

И вечер плывет, грезящий, как фиалки.
Блеклый, как фиалки. И запах лип
Дышит высоко над берегом Сены
В свежем веянье вечернего ветерка.

И тогда по реке устремляется мимо
Венсенского леса пестрый поток
Лодок в зеленых венках и мачтах,
С красными фонариками на гнутом носу.

Из-под палубных дыр разносится песня.
На хмурые лбы падает свет
В маленьких окнах, увитых зеленью
Виноградных лоз, трепещущих на ветру.

Вниз по реке, мимо леса и парка
Пароходы с зерном теснятся в порт,
Где по длинной набережной ждут их девки
Горькими поцелуями холодных губ.

И все ж, Париж, над тобой, над твоею
Пышностью, гордой и в отцветший час,
Над тобой, над разбуженной тобою ночью,
Грызущей улицы блеском фонарей,

Высоко над твоим Инвалидным домом,
Черным памятником смертей,
Раскрывает, как янтарные створы рая,
Золотые веки вечерний бог.

Георг Гейм (Перевод М. Гаспарова)
Тоска о Париже
Père Lachaise, Paris, June 2012



Не довспомнивши, не допонявши,


Точно с праздника уведены...
— Наша улица! — Уже не наша... —
— Сколько раз по ней... — Уже не мы... —

— Завтра с западу встанет солнце!
— С Иегóвой порвет Давид!
— Что мы делаем? — Расстаемся.
— Ничего мне не говорит

Сверхбессмысленнейшее слово:
Рас — стаемся. — Одна из ста?
Просто слово в четыре слога,
За которыми пустота.

Стой! По-сербски и по-кроáтски,
Верно, Чехия в нас чудит?
Рас — ставание. Расставаться...
Сверхъестественнейшая дичь!

Звук, от коего уши рвутся,
Тянутся за предел тоски...
Расставание — не по-русски!
Не по-женски! Не по-мужски!

Не по-божески! Чтó мы — овцы,
Раззевавшиеся в обед?
Расставание — по-каковски?
Даже смысла такого нет,

Даже звука! Ну, просто полый
Шум — пилы, например, сквозь сон.
Расставание — просто школы
Хлебникова соловьиный стон,

Лебединый...
Но как же вышло?
Точно высохший водоем —
Воздух! Руку о руку слышно.
Расставаться — ведь это гром

Нá голову... Океан в каюту!
Океании крайний мыс!
Эти улицы — слишком круты:
Расставаться — ведь это вниз,

Под гору... Двух подошв пудовых
Вздох... Ладонь, наконец, и гвоздь!
Опрокидывающий довод:
Расставаться — ведь это врозь,

Мы же — сросшиеся...

Марина Цветаева
Не довспомнивши, не допонявши,



И хочу, но не в силах любить я людей:


Я чужой среди них; сердцу ближе друзей —
Звезды, небо, холодная, синяя даль
И лесов, и пустыни немая печаль...
Не наскучит мне шуму деревьев внимать,
В сумрак ночи могу я смотреть до утра
И о чем-то так сладко, безумно рыдать,
Словно ветер мне брат, и волна мне сестра,
И сырая земля мне родимая мать...
А меж тем не с волной и не с ветром мне жить,
И мне страшно всю жизнь не любить никого.
Неужели навек мое сердце мертво?
Дай мне силы, Господь, моих братьев любить!

Дмитрий Мережковский
И хочу, но не в силах любить я людей:



Молот Господень



Дух твой пылает в господнем горниле,
дабы его, как булат, закалили.

Каждая искра, что прочь отлетает,
звездным цветком в темноте расцветает.

Пусть же звенит заготовка, пылая,
яркие астры вокруг рассыпая!

Пусть от восторга кузнец рассмеется,
пусть он почувствует: труд удается!

Плющит железо кузнец, не жалея,
бьет раз за разом все тяжелее.

Ухает молот! Не жалуйся даром —
будь благодарен тяжелым ударам.

Станешь ты крепок и в дело пригоден,
станешь ты твердым, как молот господень.

Отто Гельстед (Перевод Г. Плисецкого)
Молот Господень



ПОЧЕМУ НЕЛЬЗЯ СМОТРЕТЬ В ЗЕРКАЛО НОЧЬЮ?


Вы будете в шоке!

Ответ под фото. Подпишись на НОЧЬ.
ПОЧЕМУ НЕЛЬЗЯ СМОТРЕТЬ В ЗЕРКАЛО НОЧЬЮ?
 
ШОКИРУЮЩАЯ ПРАВДА. ПОДПИШИСЬ.
ВНИМАНИЕ! ЧТОБЫ ПРОЧЕСТЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ, НЕОБХОДИМО ПОДПИСАТЬСЯ НА НОЧЬ



Кто ты, он или она,


Мой сообщник ли таинственный,
Мне сестра, или жена,
Враг ли мой, иль друг единственный, —

Я не знаю, но люблю
С вечной нежностью напрасною
Душу темную твою,
Душу темную и ясную.

Если в жалости к себе
Малодушно я упорствую, —
Всё же верен я тебе
И судьбе моей покорствую.

Там; в заре иного дня,
Где стезя светлеет мрачная,
Знаю, встретишь ты меня —
И свершится тайна брачная.

Дмитрий Мережковский
Кто ты, он или она,
Photo by Richard Avedon for Vogue, 1968