Его отправили в школу, где он научился читать, складывать, вычитать, умножать и делить. С детства он был угрюм и никогда не играл с ровесниками на улице. Потом за прилавком он стал извлекать доходы из школьных познаний. Размерен, серьезен — ни улыбки, ни ошибки. Умирает отец. (Впрочем, это давно предвидели.) И вот он «сеньор Антонио» (поглядите, такой молоденький и уже сеньор Антонпо…), хозяин лавки, глава семьи. Посолиднел, женился, обзавелся потомством, — короче, все как у всех, кто прибавляет и множит. И когда его старший научился читать, писать и считать, сеньор Антонио стал подводить баланс. Семьдесят лет ему, известен в округе, богат. Чего же больше желать человеку? Поэтому однажды, в жаркий июльский денек, он вдруг занемог, прилег, пристойно раскинул руки, сказал: «Я, кажется, умираю…» И действительно умер. От удара.
Мануэл да Фонсека (Перевод М. Самаева)
Твой спутник
Нечто неясное Шагает рядом с тобой, Сопровождает тебя повсюду.
Оно — или это он? — всегда по ту сторону Чего-то прозрачного. Всегда с тобой неразлучно.
Он глядит на тебя неотступно, Будто глядеть на тебя — Для него наслажденье и долг.
Он живет для того, чтобы мог ты идти вперед. Он как зов, Он снимает усталость.
Без него Ты споткнешься.
Ты давно бы упал на дороге, Когда бы грядущее Не держало тебя на прицеле.
Эжен Гильвик (Перевод М. Ваксмахера)
Richard Serra
Дикий лебедь
Всем воздухом владеет птица, Всеми хвоями на соснах, Над горами взмыв на веснах, Взмыв на крыльях по-над брегом.
Я омертвен блеклой стужей, Я осыпан белым снегом, Ты опет песком пустынь, Вольный дикий лебеденок.
Сияет солнце для тебя, Тебе не страшен буйвол бури, — Крылья выше туч возносят, Вольный дикий лебеденок.
Я во прахе копошусь. Себя за горло взять могу всегда. И — прочь из жизни! Но куда?
Альберт Эренштейн (Перевод А. Эппеля)
Ангелы мрака
Эти ангелы мрака, с их голубыми огнями, подобными звездам пожара в черном небе волос, знают ответы на странные, кощунственные вопросы.
Может быть, они знают, где перекинут мост от глуби ночной к свету дневного царства...
Может быть, они ведают, где схоронилось согласье между людьми...
Не исключаю также, что отчий их дом — юдоль приязни и даже терпимости, свойственной им одним.
Карин Бойе (Перевод А. Кудрявицкого)
François Morellet - Adhésifs éphémères (1968)
В полусне
Мне больно за изнасилованную ночь
Воздух точь-в-точь как кружево изрешеченный винтовочными выстрелами людей забившихся в окопы как улитки в свою скорлупу
Мне кажется будто тысячи колоссов тысячи задыхающихся каменотесов колотят по булыжной мостовой моих улиц и я слышу их не видя в полусне
Джузеппе Унгаретти (Перевод Е. Солоновича)
Giuseppe Matteo Alberti – Concerto for Flute and Orchestra F Major 'Con sordini' - II. Adagio [Rampal, I Solisti Veneti, Scimone]
3:44
Франсуа Трюффо, 400 ударов, 1959
«Четыреста ударов» — дебютный полнометражный фильм Франсуа Трюффо, во многом автобиографический. Один из первых и ключевых фильмов французской новой волны; посвящён памяти Андре Базена. В 1959 году получил приз Каннского кинофестиваля за лучшую режиссуру. Антуан Дуанель (Жан-Пьер Лео) — трудный подросток. Учителя считают его вечным источником неприятностей, хотя на самом деле проблемы порождает его семья: довольно безразличная к сыну мать занята романом на стороне, слабохарактерный отчим с головой погружён в работу. Средства семьи ограничены, все втроём ютятся в крохотной малосемейке. Жёсткость школьного учителя порождает порочный круг наказаний и новых проказ, которые Дуанель с приятелем совершают словно в отместку взрослым: прогулы уроков, нагромождения лжи, неумышленный поджог, побег из дома, плагиат, мелкая кража... В итоге родители помещают Антуана в исправительное учреждение на берегу моря, но он сбегает и оттуда.
Эта смерть, что нас сопровождает неусыпно с утра до ночи, глухая, как стыд или скверная привычка, как абсурд. Глаза твои будут — немой крик, несказанное слово, тишина. Так ты видишь их каждое утро, наклоняясь над своим отраженьем в зеркале. О, дорогая надежда, в этот день узнаем и мы: ты — ничего, и ты — жизнь.
На каждого смерть по-своему смотрит. Придет смерть, и у нее будут твои глаза. Это будет как порвать с привычкой, как увидеть в зеркале все то же, но только мертвое лицо, как услышать сомкнувшиеся губы. Мы сойдем в водоворот немыми.
