Трава
Нагромоздите тела под Аустерлицем и Ватерлоо, Сложите в могилу и дайте мне работать: Я — трава: я покрываю все.
Нагромоздите их выше под Геттисбургом, Нагромоздите выше под Верденом, у Ипра, Сложите в могилу и дайте мне работать. Два юда, десять лет, и пассажиры спросят кондуктора: «Это что за места? Где мы теперь?»
Я — трава. Дайте мне работать.
Карл Сэндберг (Перевод И. Кашкина)
Даже когда мы спим
Даже когда мы спим мы охраняем друг друга Охраняем нашу любовь спелых плодов тяжелей Даже без смеха и слез длится она века День за днем и долгую ночь когда нас уж не будет.
Поль Элюар (Перевод М. Ваксмахера)Jack Goldstein - The Jump (1976)
Преднамеренное убийство
До меня доносились отдельные фразы: «Как звали пострадавшего?» — «У него было много имен». — «Возраст?» — «Около семидесяти». — «И вы считаете, что это преднамеренное убийство?» Молчание. Потом я услышал: «Введите обвиняемого!» И меня ввели. Зал был переполнен, пустовала только одна скамья. Пришлось мне сесть на нее. — Ваша профессия? — Литератор. — Странно. Такая гуманная профессия… Вы знакомы с обвинением, которое вам предъявляют? — Видите ли… — По профессиональной привычке я начал издалека. — Я никогда не любил детективного жанра… Ко всем этим убийствам у меня не лежит душа… — Но вы обвиняетесь в убийстве! — Это для меня загадка. Я ничего такого не совершал… Я даже не видел этого человека. Судья грустно покачал головой: — Вы были незнакомы, но прекрасно осведомлены друг о друге. Пострадавший относился к вам с уважением, я бы даже сказал — с доверием. Не исключено, что имели место и встречи. Тут адвокат представил справку, что его подсудимый все время проводит за письменным столом, что он большой домосед и редко выходит из дому. Свидетели защиты не замедлили это подтвердить. — Вам знакома эта вещь? — и судья протянул мне вещь, очень знакомую. — Это ваша вещь? Вещь была моя. — Можете вы утверждать, что эта вещь попала к вам случайно, по ошибке, по недосмотру или недоразумению, из вторых рук, по вине третьих лиц и так далее? Этого я не мог утверждать. — Можете ли вы отрицать в данном случае преднамеренность, предумышленность, заранее и тщательно обдуманный замысел, приведший к столь печальным последствиям? Я не мог этого отрицать. И тогда встал обвинитель. — Следствием установлено, — сказал он, — что обвиняемый убил человека. Не грубо, не примитивно, но очень тонко, коварно, обдуманно. Обвиняемый написал рассказ. Рассказ вроде бы юмористический, но в нем ничего ни смешного, ни поучительного нет, и читать его — пустая трата времени. Правда, времени он занимает немного, не более десяти минут, но напечатан он таким тиражом, что в общей сложности отнял у читателей семьдесят лет жизни. — Чьей жизни? — спросил адвокат. — Жизни нескольких миллионов читателей. — Но как же вы утверждаете, что обвиняемый убил человека? — Семьдесят лет — это жизнь одного человека. И эта жизнь была отнята обвиняемым, израсходована целиком на чтение того, что не стоило чтения. Семьдесят лет! Вот и получается, что обвиняемый убил семидесятилетнего человека. — В семьдесят лет можно умереть и своей смертью, — сказал адвокат. — Если так рассуждать, то писатель А., который пишет не рассказы, а повести, убивает сразу по пятьдесят человек, а романист Б. — сразу по сто и по двести. В их руках литература — оружие массового уничтожения, а мой подзащитный написал всего лишь маленький десятиминутный рассказ… Судья дал справку: дело обвиняемых А. и Б. будет рассмотрено на ближайших заседаниях. Потом слово предоставили мне, и я сказал: — Граждане судьи! Граждане обвинители, свидетели и просто читатели! Я написал рассказ. Средний рассказ, ни плохой, ни хороший. Правда, юмористический. Но не смешной. Я не вкладывал в него какую-то особую мысль, не заботился об особой художественной форме. Я написал средний рассказ, какие ежедневно пишутся сотнями. Но ведь я не знал, что литература может быть оружием массового уничтожения. Я не думал, что когда человек убивает время, время убивает его… Простите меня, граждане судьи! Суд удалился на совещание.
Феликс Кривин
Господи, каким я мог бы стать мужем! Да, мне стоит жениться! Столько в этом всего!.. Повесить портрет Рембо на газонокосилку Оклеить тувинскими марками изгородь А когда миссис Доброголовая придёт за взносом Схватить её и сообщить — Вон там, в небе, неблагоприятные предзнаменования! А когда явится мэр просить о поддержке на выборах Заявить ему — Когда же вы наконец перестанете убивать китов? А когда придёт молочник, сунуть в бутылку записку: Пингвиний прах, принеси мне пингвиний прах, я хочу прах пингвина!.. ...Нет, не бывать загородному дому, снегу, уютному окну Лишь душный, вонючий и тесный Нью-Йорк Седьмой этаж, тараканы и крысы И визг жирной жены: «Найди работу!» И пятеро сопливых выродков, влюблённых в Бетмена...
Грегори КорсоThe Mirror/Zerkalo ( Andrei Tarkovsky, 1975 )
|