ЛЮБОВЬ
ЛЮБОВЬ
Меню




Трава



Нагромоздите тела под Аустерлицем и Ватерлоо,
Сложите в могилу и дайте мне работать:
Я — трава: я покрываю все.

Нагромоздите их выше под Геттисбургом,
Нагромоздите выше под Верденом, у Ипра,
Сложите в могилу и дайте мне работать.
Два юда, десять лет, и пассажиры спросят кондуктора:
«Это что за места?
Где мы теперь?»

Я — трава.
Дайте мне работать.

Карл Сэндберг (Перевод И. Кашкина)
Трава



Даже когда мы спим



Даже когда мы спим мы охраняем друг друга
Охраняем нашу любовь спелых плодов тяжелей
Даже без смеха и слез длится она века
День за днем и долгую ночь когда нас уж не будет.

Поль Элюар (Перевод М. Ваксмахера)
Даже когда мы спим
Jack Goldstein - The Jump (1976)



Преднамеренное убийство



До меня доносились отдельные фразы: «Как звали пострадавшего?» — «У него было много имен». — «Возраст?» — «Около семидесяти». — «И вы считаете, что это преднамеренное убийство?»
Молчание. Потом я услышал: «Введите обвиняемого!»
И меня ввели.
Зал был переполнен, пустовала только одна скамья. Пришлось мне сесть на нее.
— Ваша профессия?
— Литератор.
— Странно. Такая гуманная профессия… Вы знакомы с обвинением, которое вам предъявляют?
— Видите ли… — По профессиональной привычке я начал издалека. — Я никогда не любил детективного жанра… Ко всем этим убийствам у меня не лежит душа…
— Но вы обвиняетесь в убийстве!
— Это для меня загадка. Я ничего такого не совершал… Я даже не видел этого человека.
Судья грустно покачал головой:
— Вы были незнакомы, но прекрасно осведомлены друг о друге. Пострадавший относился к вам с уважением, я бы даже сказал — с доверием. Не исключено, что имели место и встречи.
Тут адвокат представил справку, что его подсудимый все время проводит за письменным столом, что он большой домосед и редко выходит из дому. Свидетели защиты не замедлили это подтвердить.
— Вам знакома эта вещь? — и судья протянул мне вещь, очень знакомую. — Это ваша вещь?
Вещь была моя.
— Можете вы утверждать, что эта вещь попала к вам случайно, по ошибке, по недосмотру или недоразумению, из вторых рук, по вине третьих лиц и так далее?
Этого я не мог утверждать.
— Можете ли вы отрицать в данном случае преднамеренность, предумышленность, заранее и тщательно обдуманный замысел, приведший к столь печальным последствиям?
Я не мог этого отрицать.
И тогда встал обвинитель.
— Следствием установлено, — сказал он, — что обвиняемый убил человека. Не грубо, не примитивно, но очень тонко, коварно, обдуманно. Обвиняемый написал рассказ. Рассказ вроде бы юмористический, но в нем ничего ни смешного, ни поучительного нет, и читать его — пустая трата времени. Правда, времени он занимает немного, не более десяти минут, но напечатан он таким тиражом, что в общей сложности отнял у читателей семьдесят лет жизни.
— Чьей жизни? — спросил адвокат.
— Жизни нескольких миллионов читателей.
— Но как же вы утверждаете, что обвиняемый убил человека?
— Семьдесят лет — это жизнь одного человека. И эта жизнь была отнята обвиняемым, израсходована целиком на чтение того, что не стоило чтения. Семьдесят лет! Вот и получается, что обвиняемый убил семидесятилетнего человека.
— В семьдесят лет можно умереть и своей смертью, — сказал адвокат. — Если так рассуждать, то писатель А., который пишет не рассказы, а повести, убивает сразу по пятьдесят человек, а романист Б. — сразу по сто и по двести. В их руках литература — оружие массового уничтожения, а мой подзащитный написал всего лишь маленький десятиминутный рассказ…
Судья дал справку: дело обвиняемых А. и Б. будет рассмотрено на ближайших заседаниях.
Потом слово предоставили мне, и я сказал:
— Граждане судьи! Граждане обвинители, свидетели и просто читатели! Я написал рассказ. Средний рассказ, ни плохой, ни хороший. Правда, юмористический. Но не смешной. Я не вкладывал в него какую-то особую мысль, не заботился об особой художественной форме. Я написал средний рассказ, какие ежедневно пишутся сотнями. Но ведь я не знал, что литература может быть оружием массового уничтожения. Я не думал, что когда человек убивает время, время убивает его… Простите меня, граждане судьи!
Суд удалился на совещание.

Феликс Кривин
Преднамеренное убийство



Господи, каким я мог бы стать мужем! Да, мне стоит жениться!


Столько в этом всего!..
Повесить портрет Рембо на газонокосилку
Оклеить тувинскими марками изгородь
А когда миссис Доброголовая придёт за взносом
Схватить её и сообщить — Вон там, в небе, неблагоприятные предзнаменования!
А когда явится мэр просить о поддержке на выборах
Заявить ему — Когда же вы наконец перестанете убивать китов?
А когда придёт молочник, сунуть в бутылку записку:
Пингвиний прах, принеси мне пингвиний прах, я хочу прах пингвина!..
...Нет, не бывать загородному дому, снегу, уютному окну
Лишь душный, вонючий и тесный Нью-Йорк
Седьмой этаж, тараканы и крысы
И визг жирной жены: «Найди работу!»
И пятеро сопливых выродков, влюблённых в Бетмена...

Грегори Корсо
Господи, каким я мог бы стать мужем! Да, мне стоит жениться!
The Mirror/Zerkalo ( Andrei Tarkovsky, 1975 )