Ты на постель свою весь мир бы привлекла, О, женщина, о, тварь, как ты от скуки зла! Чтоб зубы упражнять и в деле быть искусной — Съедать по сердцу в день — таков девиз твой гнусный. Зазывные глаза горят, как бар ночной, Как факелы в руках у черни площадной, В заёмной прелести ища пути к победам, Но им прямой закон их красоты неведом.
Бездушный инструмент, сосущий кровь вампир, Ты исцеляешь нас, но как ты губишь мир! Куда ты прячешь стыд, пытаясь в позах разных Пред зеркалами скрыть ущерб в своих соблазнах Как не бледнеешь ты перед размахом зла, С каким, горда собой, на землю ты пришла, Чтоб тёмный замысел могла вершить Природа Тобою, женщина, позор людского рода, — Тобой, животное! — над гением глумясь. Величье низкое, божественная грязь!
Шарль БодлерSodastream, 1997 by Roderick Buchanan
Мело, мело по всей земле Во все пределы. Свеча горела на столе, Свеча горела.
Как летом роем мошкара Летит на пламя, Слетались хлопья со двора К оконной раме.
Метель лепила на стекле Кружки и стрелы. Свеча горела на столе, Свеча горела.
На озаренный потолок Ложились тени, Скрещенья рук, скрещенья ног, Судьбы скрещенья.
И падали два башмачка Со стуком на пол, И воск слезами с ночника На платье капал.
И все терялось в снежной мгле Седой и белой. Свеча горела на столе, Свеча горела.
На свечку дуло из угла, И жар соблазна Вздымал, как ангел, два крыла Крестообразно.
Мело весь месяц в феврале, И то и дело Свеча горела на столе, Свеча горела.
Борис ПастернакElliott Erwitt, Metropolitan Museum, New York, 1949
Говори и ты, говори последним, скажи свое слово.
Говори — но не отделяй нет от да. Вложи и в свое слово смысл: вложи в него тень.
Вложи в него вдоволь тени: столько, сколько, по-твоему, вкруг тебя роздано полночи, полдню, полночи.
Оглядись. Видишь: все живо кругом — при смерти! Все живо! Есть правда в слове, когда в нем тень.
Но место, где ты стоишь, сжимается... Куда ты теперь, без тени, куда? Вверх. Ощупью. Становясь протяженней, неразличимей, тоньше! Тоньше: нитью для звезды, что хочет спуститься и плыть внизу, там, где видит она свое мерцанье: в зыби текучих слов.
Пауль ЦеланJohn McCracken, Alpha-1, 1988
Парадокс нашей ситуации заключается в следующем: поскольку ничто уже не имеет смысла, то все должно функционировать безупречно. Поскольку нет субъекта ответственности, то ответственность за каждое событие, даже самое незначительное, должна быть всенепременно приписана кому-либо или чему-либо, — ответственны все, плавающая максимальная ответственность налицо и готова инвестироваться в любой инцидент. Каждая аномалия должна быть обоснована, и каждое нарушение должно найти своего виновника, свою преступную связь. Это тоже террор, тоже терроризм: это поиск ответственности, которая несоизмерима с событием, — это истерия ответственности, которая сама является следствием исчезновения причин и всемогущества последствий.
Жан Бодрийяр
|