задыхается сердце и рвется на волю;.. Лег туман, отзвонили, звезда леденеет над почтовой каретой семичасовою... А закат, колокольня и ветви над домом наполняются смыслом забытым и странным, словно я заблудился в саду незнакомом, как ребенок во сне, и смешался с туманом.
Развернется карета, застонут вагоны и потянутся вдаль... если есть еще дали! Я стою одиноко и завороженно, не достигший отчизны паломник печали.
Хуан Рамон Хименес
Стихи отказа
Нет — сильным мужчинам в одной рубашке шагающим через мою кухню страстно и тупо. Нет — мне свернувшейся-как-котёнок вокруг спящего ребёнка и соблазнительно улыбающейся. Нет — коротким юбкам, нет — длинным вздохам; я не буду глядеть, после того, как дочитаю стихи, понял ли ты их. Нет — уютным патио, передним дворам, мои кошки никогда не растолстеют. Никто не налепит моё лицо на футболку; я могу никогда не научиться пользоваться косметикой. Не хочу сидеть неподвижно в машине, когда кто-то другой за рулём. Нет — кругам, по которым ходишь. Нет — шахматному линолеуму. Нет. Нет — посудомоечной машине (да и стиральная — маловероятна). Нет — цветам, милым ножкам, заунывным поэмам о свадьбе. Ветер — это как люди, и мои стихи — море. Дети — как трава на холмах, они пускают корни. Или как лес. Они не приходят и не уходят. Нет — радуге. Только пеликаны, неловко барахтающиеся в надежде на ту самую Большую Рыбу. Ты можешь спорить, я не буду задумчивой, пусть оно проходит подумаем позже, на что могло быть похоже. Мои воспоминания проходят рядом. И сейчас я не слишком уверена в том, кто что кому сделал. Что мы сделали не так. Но я сожгла рукопись, в которой встретила твои глаза и улыбку.
Диана Ди Прима
Живое небо
Я искал и не плачу, хотя не найду никогда. Среди пересохших камней и пустых насекомых не увижу сражение солнца с живыми телами.
Я вернусь к изначальному миру столкновений, приливов и гулов, к истокам новорожденных, туда, где поверхности нет, где увижу, как то, что искал, обретет свою белую радость, когда улечу, исчезая в любви и песках.
Туда не проникнет иней зрачков угасших и стоны деревьев, которые губит шашень. Там очертанья переплелись так тесно, что каждая форма — только залог движенья.
И не пробиться там через рой соцветий — зубы, как сахар, в воздухе растворятся. И не погладить папоротник ладонью — оледенит ее ужас слоновой кости.
Там, под корнями и в сердцевине ветра, так очевидна истина заблуждений, никелевый пловец, стерегущий волны, сонных коров розоватые женские ноги.
Я искал и не плачу, хотя не найду никогда. Я вернусь к изначальному, влажному трепету мира и увижу, как то, что искал, обретет свою белую радость, когда улечу, исчезая в любви и песках.
Улетаю — навеки юный — над пустотой кроватей, над стайкой бризов и севших на мель баркасов. Дрожанье удара, толчок о крутую вечность и любовь — наконец, беспробудная. Любовь! Любовь наяву!
Федерико Гарсия Лорка
Так начинается голод:
с утра просыпаешься бодрым, потом начинается слабость, потом начинается скука, потом наступает потеря быстрого разума силы, потом наступает спокойствие. А потом начинается ужас.
Даниил Хармс
Masculin Féminin (1966), Jean-Luc Godard
Братья — камни, сестры — травы.
Как найти для вас слова. Человеческой отравы Я вкусила и мертва.
Принесла я вам, покорным, Бремя темного греха, Я склонюсь пред камнем черным, Перед веточкою мха.
Вы и все, что в мире живо, Что мертво для наших глаз, — Вы создали терпеливо Мир возможностей для нас.
И в своем молчанье — правы. Святость жертвы вам дана. Братья — камни. Сестры — травы. Мать-земля у нас одна.
Черубина де Габриак
Мой друг, ты спросишь, кто велит,
Чтоб жглась юродивого речь?
Давай ронять слова, Как сад — янтарь и цедру, Рассеянно и щедро, Едва, едва, едва.
Не надо толковать, Зачем так церемонно Мареной и лимоном Обрызнута листва.
Кто иглы заслезил И хлынул через жерди На ноты, к этажерке Сквозь шлюзы жалюзи.
Кто коврик за дверьми Рябиной иссурьмил, Рядном сквозных, красивых Трепещущих курсивов.
Ты спросишь, кто велит, Чтоб август был велик, Кому ничто не мелко, Кто погружен в отделку
Кленового листа И с дней Экклезиаста Не покидал поста За теской алебастра?
Ты спросишь, кто велит, Чтоб губы астр и далий Сентябрьские страдали? Чтоб мелкий лист ракит С седых кариатид Слетал на сырость плит Осенних госпиталей?
Ты спросишь, кто велит? — Всесильный бог деталей, Всесильный бог любви, Ягайлов и Ядвиг.
Не знаю, решена ль Загадка зги загробной, Но жизнь, как тишина Осенняя, — подробна.
Борис Пастернак
Приветствие
О, поколение безупречной самоуверенности и безупречно стеснительное, Я видел рыбаков, пикник устроивших на солнце, Я видел их и их неопрятные семьи, Я видел их улыбки во весь рот и слышал некрасивый смех. И я счастливей вас, А они счастливее меня; И рыба в озере плывет и даже без одежды.
Эзра Паунд
Nathan Milstein – Johann Sebastian Bach - Violin sonata №1 in G minor - I. Adagio