Эх, Россия!

Всё впотьмах.
Пахнет псиной
в небесах.

Мимо марсов, днепрогэсов,
мачт, антенн, фабричных труб,
страшным спутником
Прогресса
носится собачий
труп.

Андрей Вознесенский

В эту ночь я буду лампадой

В нежных твоих руках...
Не разбей, не дыши, не падай
На каменных ступенях.

В пещере твоих ладоней —
Маленький огонек —
Я буду пылать иконней...
Не ты ли меня зажег?

Максимилиан Волошин

Шесть листочков бессмертника

Каких только чудес не бывает на белом свете!

Мы сидели во дворе и распушали густые солнечные лучи, чтобы они не спалили нам огород, как вдруг в воротах показался запыхавшийся человек в городском невнятно-сером платье. Мы сразу поняли, что он не местный: во-первых, его никто не знал, а во-вторых, брюки его были мокры до колена, ведь перейти наш ручей по узкому бревнышку умеют только свои.
— Почему вы не построите мост? — спросил он вместо приветствия.
— Сказать по правде, в этом нет никакой нужды — речка чистая, — ответил дедушка, жестом приглашая гостя присесть на скамейку.
Гость быстрым взглядом обшарил двор и сел. Бабушка протянула ему три спутанных солнечных луча, чтобы он чем-нибудь занялся — за работой и разговор веселее. Но он только пожал плечами, видимо, не зная, что со всем этим делать.
— Вы что, никогда не распушали солнечные лучи? — спросила мама, сильно удивясь.
— Нет, — ответил гость.
— Простите, а как же вы тогда спасаетесь от жары? — поразился и отец.
— А вот так, — сказал гость и вынул из сумки пластмассовый веер в цвет своего скучного костюма.
— Боже праведный, каких только чудес не бывает на белом свете! — перекрестилась бабушка.

Чудовищное приспособление

Гость был коммивояжером. Об этом он сообщил нам с такой важностью, что нам тут же стало ясно — занятие это явно не из тех, что достойны особого интереса. Однако мы никак не проявили нашего разочарования, ведь многим приходится заниматься в жизни всякой чепухой.
— Я хочу предложить вам проект дома, — произнес гость, отведав нашего меда-пива.
— Похоже, ваши глаза не поспевают за вашими ногами — ведь с самой вершины холма видать, что дом у нас уже есть, — ответил дедушка. — Жаль ваших намоченных штанов, но никакого проекта нам и даром не надо, потому что, напоминаю это еще раз вашим глазам, дом у нас уже есть. Вот он, ваша тень как раз на него облокотилась.
— Не-е, вы меня не поняли, — возразил гость, вовсю обмахиваясь веером. — Я хочу предложить вам проект большого дома, трехэтажного, с балконами, аккуратно обрамленного медными водосточными трубами.
— И чтобы в них бурчала ночная тьма! Напрасно стараетесь! Даже если бы нам и нужен был такой дом, у нас столько денег не наберется, чтобы купить ваш проект, — вмешалась бабушка. — И пожалуйста, не размахивайте этим чудовищным устройством, вы мне разгоните самый лучший воздух!
— Извините, — на мгновение смешался гость, — я и не собираюсь этот проект продавать за деньги. Я только снял бы несколько узоров, которых тут у вас сверх всякого изобилия…
— О каких это вы узорах? — оборвала его бабушка, уже несколько взволнованная, потому что как раз в это время она упустила в огород толстый пучок нераспутанных солнечных лучей.
— Да вот хотя бы с рушника, антерии, притолоки, платка, прялки, жилетки, да с чего угодно! А то, на чем они нарисованы, вышиты или вырезаны, вы можете оставить себе. Чем плохие условия?
— И как вы себе это представляете — снять узоры? — вмешалась в разговор мать.
— А вот так! — сказал гость, поднялся со скамейки и потянул к себе вышитый коврик, на котором сидел.
Так удивляться нам не случалось давно, с прошлого года, когда мы в нашем ручье выловили безбородого лесовичка. Гость энергично встряхнул коврик, и с него на землю полетели охапки полевых цветов.
— Вам — проект, мне — узоры, — рассмеялся он, доставая из сумки бумажный свиток и одновременно запихивая в нее осыпавшиеся веточки, листья и колоски — оттенков, какие бывают только на исходе апреля.
— Ну вот, испортил мне самый любимый коврик! — первой пришла в себя бабушка, однако гостя уже и след простыл.

Облако застряло на перекате неподалеку от нашего дома

В тот год засуха нанесла урон многим огородам. Люди не так усердно теребили солнечные лучи, и ростки полегли под натиском каждодневного, многократно утяжеленного зноя. Коммивояжер к тому времени успел посетить все дома в нашем селе. У одних он выклянчил виноградную лозу с прялки, у других утащил со ставней кисть винограда, у третьих — завиток, что был на косынке, у четвертых снял колоски с зубуна, у пятых — пару павлинов с кроватной грядушки. А взамен всем оставил проекты домов. Бабушка с дедушкой тогда сказали:
— Зачем нам большой дом? В нем и потеряться недолго. Да и потом, уж если и карабкаться по лестнице, так по той, что ведет к вратам царства небесного!
— Но ведь вашу комнату можно разместить на первом этаже, — сказала мама, и на речной перекат неподалеку от нашего дома наскочило первое облако сурового взгляда.
В тот же вечер, вопреки обычаю, бабушка встретила полночь во дворе.
— Хоть на звезды насмотреться, а то скоро здесь будет одна сплошная тень, — объяснила она.
Не далее как на следующую ночь дедушка собрал несколько самых крупных снов и перевязал их лунным лучом. Он подвесил толстую вязанку к высокой потолочной балке, куда не добраться домашней суете и всякому прочему вздору. Он тоже считал, что вскоре нас ожидают черные дни.
— Это нам понадобится, когда у нас у всех от яви разболится голова, — шепнул он в карман жилетки, где у него хранился список самых важных вещей.

Обмелевшие небеса

Ранней осенью, когда мы заготавливали солнце на зиму, закатывая его в стеклянные банки, гость объявился снова. По его штанинам струилась вода, а по лицу — сильное удивление. Ну, что касается воды, то здесь все было ясно — он опять свалился с бревна, соединявшего берега нашей речушки. А вот удивление объяснялось тем, что он просто не верил собственным глазам — ну как это возможно, что мы еще не начали строиться? Вместо веера он вынул из сумки обязательство: обеспечить нас всем необходимым для постройки нового дома.
— Разумеется, за ваши узоры! — добавил он, пожирая глазами дедовы чулки, на которых были вышиты острые травинки и нежные гиацинты.
— Не соглашайся! Это не продается! — вскипела бабушка и воинственно отерла о фартук руки, золотистые от октябрьского света.
— Ну тогда вон за тот орнамент, что у вас на кувшине! — воззрился гость на ярко прописанные красные, голубые и зеленые полоски.
— А этого хватит? — купился отец.
— Для начала хватит, — ответил гость и потер руки.
— Ну, тогда ладно! — сдалась и мать.
Как ил собирается под стоячей водой, так облака оседали в обмелевшем небе над нашим двором. Бабушка с дедушкой наконец укупорили все банки с солнцем. Тень мы на зиму не запасали. Ее и есть-то нельзя, а уж смотреть на нее и подавно неинтересно.

Тени растут по мере заслонения солнца

К счастью, зима была мягкая, недолгая. Подходило время строиться. Гость приносил нам то кирпичик, то черепичку, то поперечинку. А в сумке уносил узоры, которые украшали наши вещи. Ранней весной мы приступили к строительству нового большого дома. В ту весну никто так и не собирал рассыпанные повсюду солнечные лучи. Редкостная благодать пропадала зря. Ясно было, что хорошего урожая ждать не приходится. Тени росли по мере того, как стены заслоняли солнце, росли с той неимоверной быстротой, с которой все вокруг возводили свои хоромы.
Бабушка и дедушка пытались хоть как-то спасти положение. Они обходили окрестности, взбирались на холмы и пригорки, собирали рассыпанные стручки солнечного света и охапками носили их на наш огород.
— Хоть бы кто-нибудь слез с верхотуры, хоть на миг! Так нет же: чем выше постройка, тем сильнее мозги подставлены сквозняку. Все не так, все стало серым без узоров — в серых покоях течет серая жизнь. Серые будни, серые души, — убивалась бабушка.
Но дедушка с бабушкой не могли не любить отца и мать. На новый дом они пожертвовали даже гиацинты с дедовых чулок. Когда же в первую ночь выяснилось, что в новом доме плохо спится, они принесли и положили нам в изголовье повитые теплым лунным светом сны — от пустой и холодной бессонницы.

Шестой лист

Поскольку наше село осталось совсем-совсем без узоров, гость наконец высушил свои штаны, упаковал сумки и исчез, оставив за собой безысходное однообразие, которое нарушали только слегка отличавшиеся друг от друга новостройки.
Как и в то лето, когда мы распушали солнечные лучи, мы опять сидели во дворе, под толстым слоем облаков, да еще в тени большого дома, на этот раз без всякого полезного занятия.
— Обманул он нас, — вдруг сказал отец.
— Представляешь, он еще хотел, чтобы мы построили мост через такую чистую речку, — отозвался дедушка.
Мать заплакала.
— Не плачь в тени, мох на ресницах вырастет, — толкнула ее бабушка в плечо. — Вот, утрись. Мне удалось сохранить один вышитый платочек с бессмертниками.
Когда мать вытерла слезы, дедушка повернулся ко мне:
— Что-то вся моя силушка застоялась в пояснице. Ты молодой, на вот, положи этот платочек в сундук вместе с остальным добром, вдруг бессмертник примется и разрастется.
Я собрал все накидки, кувшины, жилетки, чулки, пояса, рубахи, антерии, кушаки, наволочки, прялки и сложил в сундук. А перед тем как закрыть крышку, рядом с платком, на котором были вышиты бессмертники, положил шесть листов чистой бумаги.

Горан Петрович