Поджог
Заснувший дом. Один, во мгле Прошел с зажженною лучиною. На бледном, мертвенном челе Глухая скорбь легла морщиною.
Поджег бумаги. Огонек Заползал синей, жгучей пчелкою. Он запер двери на замок, Объятый тьмой студеной, колкою.
Команда в полночь пролетит Над мостовой сырой и тряскою; — И факел странно зачадит Над золотой, сверкнувшей каскою.
Вот затянуло серп луны. Хрустальные стрекочут градины. Из белоструйной седины Глядят чернеющие впадины.
Седины бьются на челе. Проходит улицей пустынною... На каланче в туманной мгле Взвивается звезда рубинная.
Андрей Белый
В тиши
Там, где сумрак словно дым, Под навесом из ветвей, — Мы молчаньем упоим Глубину любви своей.
Наши души и сердца, И волненье наших снов Мы наполним до конца Миром сосен и кустов.
Ты смежишь глаза в тени, Руки сложишь на груди... Все забудь, все отгони, Что манило впереди.
Пусть нас нежно убедит Легкий ветер, что порой, Пролетая, шелестит Порыжелою травой.
И когда с дубов немых Вечер, строго, ниспадет, Голос всех скорбей земных — Соловей нам запоет.
Поль Верлен
Старик на улице его короткий рассказ о старой женщине пустяк дешевая трагедия его седой голос дребезжит как нож который точили долго пока сталь не стала совсем тонкой голос висит отдельно от старика над черным длиннополым пальто Высохший старик в черном пальто похож на обуглившееся дерево Посмотрите на него привкус страха у вас во рту это первый глоток наркоза
Пауль Ван Остайен
Абсурдный час
Молчанье твое — каравелла под парусом белым... Улыбка твоя — словно вымпел в руках ветерка... Молчанье твое почитает насущнейшим делом, Чтоб я на ходули взобрался у края райка...
Я сердце мое уподоблю разбитой амфоре... Молчанье твое сберегает тончайшую грань... Но мысль о тебе — словно тело, которое море Выносит на берег... Искусство, бесплотная ткань..
Распахнуты двери, и ветер приходит с разбоем И мысль похищает про дым, про салонный досуг.. Душа моя — просто пещера, больная прибоем... Я вижу тебя, и привал, и гимнастов вокруг...
Как дождь, тускловатое золото... Нет, не снаружи. Во мне: ибо я — это час и чудес, и беды... Я вижу вдову, что вовеки не плачет о муже... На внутреннем небе моем — ни единой звезды...
Сейчас небеса — будто мысль, что корабль не причалит... И дождь моросит... Продолжается Час в тишине... Ни койки в каюте!.. О, как бесконечно печалит Твой взгляд отчужденный, — ни мысли в нем нет обо мне...
Продляется Час и становится яшмою черной Томления — мрамором, зыбким, как выдох и вдох... О нет, не веселье, не боль — это праздник позорный, И миг доброты для меня не хорош и не плох...
Вот фасции ликторов вижу у края дороги... Знамена победы не взяты в крестовый поход... Ин-фолио — стали стеной баррикады в итоге... Трава на железных дорогах коварно растет...
Ах, время состарилось!.. Нет на воде ни фрегата! Обрывки снастей и куски парусины одни Вдоль берега шепчутся... Где-то на Юге, когда-то, Нам сны примерещились, — о, как печальны они...
Дворец обветшал... О, как больно — в саду замолчали Фонтаны... Как скорбно увидеть с осенней тоской Прибежище вечной, ни с чем не сравнимой печали... Пейзаж обернулся запиской с прекрасной строкой...
Да, все жирандоли безумство разбило в юдоли, Клочками конвертов испачкана гладь озерца... Душа моя — свет, что не вспыхнет ни в чьей жирандоли... О ветер скорбей, иль тебе не бывает конца?
Зачем я хвораю?.. Доверясь олуненным пущам, Спят нимфы нагие... Заря догорела дотла... Молчанье твое — это мысль о крушенье грядущем, И ложному Фебу твоя вознесется хвала...
Павлин оперенья глазастого в прошлом не прячет. О грустные тени!.. Мерещатся в недрах аллей Следы одеяний наставниц, быть может, и плачет Услышавший эхо шагов меж пустых тополей...
Закаты в душе растопились подобием воска... Босыми ногами — по травам ушедших годов... Мечта о покое лишилась последнего лоска, И память о ней — это гавань ушедших судов...
Все весла взлетели... По золоту зрелой пшеницы Промчалась печаль отчужденья от моря... Гляди: Пред троном моим отреченным — личин вереницы... Как лампа, душа угасает и стынет в груди...
Молчанье твое — только взлет силуэтов неполных!.. Принцессы почуяли разом, что грудь стеснена... Взглянуть на бойницы в стене цитадели — подсолнух Виднеется, напоминая о странностях сна...
В неволе зачатые львы!.. Размышлять ли о Часе?.. Звонят с колоколен в Соседней Долине?.. Навряд... Вот колледж пылает, а мальчики заперты в классе... Что ж Север доселе не Юг? Отверзание врат?..
Но грежу... Пытаюсь проснуться... Все резче и резче... Молчанье твое — не моя ль слепота?.. Я в бреду?.. На свете бывают и кобры, и рдяные вещи... Я мыслю, и ужас на вкус опознаю, найду...
Отвергнуть тебя? Дожидаться ли верного знака? Молчанье твое — это веер, ласкающий глаз... Да, веер, да, веер закрытый, прелестный, однако Откроешь его ненароком — сломается Час...
Скрещенные руки уже коченеют заране... Как много цветов, как неждан их бегучий багрец... Любовь моя — просто коллекция тайных молчаний, И сны мои — лестница: вместо начала — конец...
Вот в дверь постучались... И воздух улыбкою сводит... На саваны девственниц птицами скалится мрак — Досада — как статуя женщины, что не приходит, И если бы астры запахли, то именно так...
Как можно скорее сломить осторожность понтонов, Пейзажи одеть отчужденьем незнаемой мглы, Спрямить горизонты, при этом пространства не тронув, И плакать о жизни, подобной визжанью пилы...
Как мало влюбленных в пейзажи людского рассудка!.. Умрешь, как ни сетуй, — а жизнь-то войдет в колею... Молчанье твое — не туман: да не станет мне жутко, Низвергнутый ангел, — вступаю в улыбку твою...
Столь нежная ночь приготовила небо как ложе... Окончился дождь и улыбкою воздух облек... Столь мысли о мыслях твоих на улыбку похожи, А знанье улыбки твоей — это вялый цветок...
Два лика в витраже, о, если б возникнуть посмели!.. Двуцветное знамя — однако победа одна!.. Безглавая статуя в пыльном углу близ купели, "Победа!" — на стяге поверженном надпись видна...
Что мучит меня?.. Для чего ты в рассудок мой целишь Отравою опия, — опыт подобный не нов... Не знаю... Ведь я же безумец, что страшен себе лишь... Меня полюбили в стране за пределами снов...
Фернандо Пессоа
|