А я...не хочу достойно...

А я ...хочу по-дурацки...
Дико...безумно...резко...
Но что бы...были все краски!
Чтобы...любить до стона...
А ненавидеть...до крика
И восхищаться...до звона...
И презирать...до скрипа...
И ...не противиться бедам...
А просто...плыть против течения...
Наперекор...но не к цели,
А просто...из не соглашения!
Из-за не восприятияИ неприятия тысячиМерзости...лжи и пакостей...
Которые..."в рамках приличия".
И жить !!! Потому что...хочется...
Не как должно...а как нравится...
Когда...всё это...закончится...
Увидим кто...чище... останется...

Он долгих двадцать восемь лет,

И двадцать восемь зим к тому ж,
Хранил в себе один секрет
И был в семье примерный муж.

Всё было, вроде, как всегда:
Жена готовила обед…
Но приключилась вдруг беда:
Он взял и вспомнил про секрет.

Под шум и кислый запах щей,
Ворчанье Суженой с утра,
Он вспомнил всё до мелочей,
Как будто было то вчера.

Она сидела у окна,
И мягкий чудный лунный свет
Окрасил в бледные тона
Её прекрасный силуэт.

Струились пряди по плечам,
Скользили змейками на грудь.
И он подумал сгоряча:
Женюсь на ней когда-нибудь!

Он вспомнил всё до мелочей:
Изгибы линий, мягкость губ,
И жар её простых речей,
И за окном огромный дуб.

Сплетенье рук, слиянье тел,
Каскад каштановых волос,
И то, как он её хотел
До исступления, до слёз.

Признаний трепетных поток,
(Как он на ушко их шептал!)
Смешной над ухом завиток,
Что от дыханья трепетал.

Она смотрела на него
Глазами влажными, как ночь.
Слова пьянили, как вино:
- Люблю тебя. Роди мне дочь.

С утра он потерял покой:
То суетился, то скучал.
Потом, закрыв лицо рукой,
Сидел на стуле и молчал.

Жена ворчала, как всегда.
Ругала убежавший суп.
И он отметил, что года
Ей, постаревшей, не к лицу.

Как не идёт ей белый цвет
И пряди крашеных волос...
И целых двадцать восемь лет
Всё как-то было не всерьёз.

Вдруг он вскочил, схватил пальто,
Забыл про шапку и носки.
Все двадцать восемь лет - не то.
Все двадцать восемь зим - тоски.

Нашёл тот дом. У дома - дуб.
Взбежал по лестнице стрелой.
Унять бы дрожь с холодных губ,
И трусость гадкую - долой.

... Наверное она сейчас
Пьет чай и кутается в шаль.
И из её прекрасных глаз
Струится тихая печаль.

А, может, принялась вязать?
А может кружево плести?
Так много надо ей сказать,
А главное сказать - прости.

Открыла дверь. В глазах - вопрос.
Ей было снова двадцать лет.
Каскад каштановых волос...
Знакомый сердцу силуэт.

Над ухом - лёгкий завиток -
Как много лет назад - точь в точь...
- Вы не ошиблись?
- Нет, не мог. Вы Аня?
- Вера. Её дочь.

- А Аня?
- Мамы больше нет. Кто Вы?
Он повернулся вспять:
- Я шёл к ней двадцать восемь лет.
- Она ждала Вас... двадцать пять.

Как закружилась голова!
Как сердце ухнуло в груди!
И вспомнил он её слова
С мольбою: "Ты не уходи!"

Он сгорбился. Поплёлся прочь…
…Сплетенье рук…Слиянье тел…
…Люблю тебя... Роди мне дочь…
А он ведь вправду дочь хотел.

Как странно. Ани больше нет.
Заплакал. Бросил в тишину:
- Я буду много - много лет
Любить тебя. Тебя одну.

© Юлия Вихарева

Самое большое счастье — чувствовать, что тебя любят.

Не знать, а чувствовать!

Прижми к груди, чтоб стало мне теплее...

Я не хочу, чтоб кто - нибудь другой
Пытался доказать, что он нужнее...

И не хочу еще, чтоб твои губы
Нечаянно коснулись губ чужих...
Мечтаю, чтоб сплетались наши судьбы
Для нас двоихТы слышишь ?!
Лишь двоих...

Хочу, сердца чтоб наши бились вместе
В тот даже миг, когда мы далеко...
Хочу я для тебя быть всем на свете...
И разлучить не сможет нас никто...

Влюбляются не в лица, не в фигуры,

и дело, как ни странно, не в ногах.
влюбляются в тончайшие натуры
и трещинки на розовых губах.

Влюбляются в шероховатость кожи,
в изгибы плеч и лёгкий холод рук,
в глаза, что на другие не похожи
и в пулемётно-быстрый сердца стук.

Влюбляются во взмах ресниц недлинных
и родинки на худеньких плечах,
в созвездие веснушек чьих-то дивных
и ямочки на бархатных щеках.

Влюбляются не в лица, не в фигуры -
они всего лишь маски, миражи.
влюбляются надолго лишь в натуры,
влюбляются в мелодии души.