Я знаю боль высоких снов, Казнь у позорного столба, Гнев кесаря и стон рабов, Все беды, что внесла судьба В историю — всю скорбь веков. Священной веры лишена, Любая мысль — глуха, слепа, Душа отчаянья полна, И в никуда ведет тропа.
Сверкает грозною свечой Собор на утренней заре. Стихии господа рукой Начертаны на алтаре. Священник к нам стоит спиной, Весь в золоте и серебре, И каждый мученик святой Оставил след в календаре. Но и доныне на костре
Пылает мысль, судьбу кляня, Своей молитвою простой Все размышления гоня, Считает споры суетой Монах, колени преклоня. Писаний, проповедей цель — Так, аргументами круша, Развить обычные умы, Чтоб стала вольною душа
Забытая, как те, чья кровь Воскресла в языке родном. О, были дни! — Какой простор! Мужей ученых гневный спор Умел Европу потрясти. Земли и неба разговор Дерзала логика вести. В святой борьбе еще раз бог Стал человеком во плоти.
Остин Кларк (Перевод Л. Володарской)
Johann Pachelbel – Musicalische Ergotzung, Partie IV in e-moll - V. Ciacona [Les Cyclopes]
2:31
В своей бессовестной и жалкой низости,
Она как пыль сера, как прах земной. И умираю я от этой близости, От неразрывности ее со мной.
Она шершавая, она колючая, Она холодная, она змея. Меня изранила противно-жгучая Ее коленчатая чешуя.
О, если б острое почуял жало я! Неповоротлива, тупа, тиха. Такая тяжкая, такая вялая, И нет к ней доступа — она глуха.
Своими кольцами она, упорная, Ко мне ласкается, меня душа. И эта мертвая, и эта черная, И эта страшная — моя душа!